– «Моя голубка, она упорхнула!»
Жозеф охотно подхватил бы припев, но Виктор уже тянул его за руку к стоянке фиакров, где, несмотря на дождливую погоду, дворник поливал мостовую.
– Угомонитесь, вам сегодня еще предстоит работать в лавке.
Жозеф притих, но подумал про себя: «Если он воображает, что я отступлюсь, то ошибается! Я все равно разгадаю эту шараду! Не зря мама утверждает, что я упрям, как осел!»
Эфросинья напевала, накрывая на стол:
Нету лучше котлет, чем на рю д’Арбалет,
Хочешь нежное жиго
[215]
– дуй на рю де Тюрбиго…
Мадам Пиньо и не подозревала, что автором слов был Жюль Жуи
[216]
. Она думала только о том, что невестка опять вынудила ее готовить морской язык под соусом, тогда как она предпочла бы говяжью вырезку с капустой.
В дверь позвонили. Пришла Мишлин Баллю, растрепанная, в шали наизнанку.
– Что случилось? У вас неприятности?
Консьержка кивнула:
– Только вам могу рассказать. Я вам помешала?
– Нет-нет, ничего страшного. Жозеф еще не вернулся, ужин я приготовила, так что мы можем спокойно посидеть на кухне и поболтать.
– Как же я устала! Еще немного, и заработаю язву.
– А меня мучают мозоли, надо купить пластырь, говорят, это лучшее средство.
Мишлин Баллю уселась и тут же разразилась рыданиями.
– Ну-ну, успокойтесь, расскажите, что случилось? Вам не дают отпуск? Давайте-ка я вам чего-нибудь налью. Как насчет испанского вина? Мигом согреетесь, и вам полегчает.
– Ой нет, спасибо, здесь и без того жарко… – отказалась мадам Баллю. – Дело в том, что мой кузен…
– Альфонс?
– Слава богу, у меня только один кузен. Так вот, сегодня утром… – Она всхлипнула. Эфросинья налила себе полный стакан малаги и тоже уселась.
– Ох, уж этот ваш Альфонс!
Мишлин Баллю взяла себя в руки.
– Сегодня утром ко мне приходили из военного министерства и задавали кучу вопросов: давно ли я видела Альфонса, знаю ли я, куда он переехал, говорил ли о своих планах… После смерти Онезима он мой единственный родственник, но вот уже неделю как и носа не кажет на службу! То есть выходит, что мой Альфонс – дезертир!
– Он наверняка с этой своей подружкой. Вот уж она взяла над ним власть! Когда мужчинам приспичит, они становятся хуже гиен! Точно вам говорю – во всем виновата женщина, он просто потерял голову.
Айрис, ведя за руку Дафнэ, которая скакала, размахивая бубном, пришла узнать, когда будет готов ужин.
– Думаю, мы дождемся Жозефа, но ребенка можно уже покормить, – ответила Эфросинья. – Кушай, радость моя, и отправляйся смотреть интересные сны!
Дафнэ вопросительно взглянула на нее:
– Закрыть глазки и смотреть?
– Ну разве не умница! Она у нас сообразительная, как все Курлак и Пиньо, – восхитилась Эфросинья.
– Вы поужинаете с нами, мадам Баллю? – предложила Айрис, усаживая дочь на колени.
– Ах нет, спасибо, вдруг он даст о себе знать… Я ведь ушла, даже не предупредив Лулу, на меня это совсем не похоже!
– Иисус-Мария-Иосиф! – вздохнула Эфросинья, подливая себе вина.
– Вы о ком говорите?
– О кузене мадам Баллю, который работает в военном министерстве. Он пропал.
– Я уверена, этому найдется объяснение, и он рано или поздно объявится, – сказала Айрис.
– Вашими бы устами… Я просила мсье Легри о помощи, но мне кажется, он не воспринял это всерьез. А вы говорили с Жозефом? – повернулась к Эфросинье мадам Баллю.
Та кивнула.
– Если ваш кузен не подает признаков жизни… Простите за нескромный вопрос, мадам Баллю, но, возможно, у него есть подруга? – отважилась спросить Айрис.
– И не одна! – рявкнула консьержка. – В этом деле Альфонс просто чемпион! Только я никак не пойму, чем могла привлечь его женщина, которая годится ему в матери! Еще подцепит от нее гонорею!
– Мишлин, замолчите! – проворчала Эфросинья, прикрывая ладонями уши Дафнэ.
Консьержка громко высморкалась.
– Простите меня. Подумать только, я стираю ему белье, крахмалю воротнички, делаю запеканки. А что мне теперь делать с его мундиром?
– Может, отнести ему? – раздался мужской голос, и все три женщины вздрогнули, а Дафнэ закричала:
– Папа!
– Ты надел тапочки, котик мой? Я натерла полы.
Жозефа возмутило упоминание о таких глупостях, как тапочки и полы.
– Вы знаете его адрес? – обратился он к мадам Баллю.
– Да, пансион Симоне, улица Виоле, 37, Гренель.
– Хорошо, мадам Баллю, даю вам слово, как только у меня появится немного свободного времени, я отправлюсь туда и все выясню!
Мадам Баллю рассыпалась в благодарностях и ушла, Эфросинья отправилась за тапочками, Айрис увела Дафнэ спать, а Жозеф, оставшись один, задумался о том, как бы ему получить завтра выходной.
«До вечера придется поработать, учитывая, что в субботу Виктор будет в разъездах, а Кэндзи уедет к своей возлюбленной… Значит, мне следует посетить сначала улицу Корвизар, а потом – Виоле… Не слишком ли это будет для одного дня?..»
Плавучую прачечную у Нового моста, искореженную в прошлом году ураганом, кое-как починили, и прачки снова отстирывали там белье. Неблагодарный труд! Роза Варле поняла это с самого начала, когда в середине лета нанялась в помощницы к гладильщице с улицы Пуллетье. С шести утра до поздней ночи мальчишка-подручный носил ей от хозяйки тонкое, среднее и грубое белье, которое приходилось сортировать, замачивать, намыливать, тереть, выжимать и складывать. Брюки, носовые платки, рубашки, простыни и полотенца она тщательно пересчитывала из опасения, что что-нибудь потеряется. Роза платила сорок сантимов за место в прачечной, пять сантимов за ведро, куда складывала выстиранное белье, а еще за аренду помещения для просушки – все это обходилось ей в сорок пять сантимов, а она зарабатывала три франка в день. Она знала, что к сорока годам превратится в развалину, ее будет мучить варикоз, и скорее всего она станет прикладываться к бутылке. Это произойдет, конечно, еще не скоро, однако, когда торчишь то у раскаленного котла, то на ветру у реки, рискуешь получить воспаление легких.
И все же Роза дорожила своей работой. Она нередко наблюдала потасовки между товарками, и старалась вести себя тише воды ниже травы, не поддаваясь искушению выпить абсента. А когда ей поручали отнести тюк чистого белья какому-нибудь холостяку, никогда не отвечала на заигрывания.
