– Я позову маму! – воскликнул он.
Сильные пальцы впились в его руку.
– Нет-нет, я должен тебе сказать… времени мало…
Донатьен дико выпучил глаза и дернулся от приступа ужасной боли. Его голова горела в огне.
– Сокровище… Забери его, это из-за него я пострадал. Запиши, поторопись, конец близок… Отомсти за меня!
Не найдя карандаша, Эрик прижал ухо к губам умирающего, у которого уже почти не осталось сил говорить. Он произносил какие-то бессвязные обрывки слов, и Эрик разобрал только что-то про 15 августа, двуличность и – несколько раз – слово «сокровище». Потом прозвучали имя и адрес. Эрик повторил их несколько раз, чтобы запомнить. Пальцы, вцепившиеся в его руку, разжались, и Донатьен Вандель испустил дух.
Глава четвертая
Среда, 23 октября
«В нашей памяти, этом антикварном магазине впечатлений и идей, мы обнаруживаем иногда, неожиданно для самих себя, старое забытое воспоминание, которое позволяет нам заново пережить какое-нибудь событие далекого прошлого».
Прочитав это высказывание Мопассана, напечатанное в газете «Галуаз» в 1881 году, Кэндзи Мори невольно вспомнил эпизод из своей юности, затерявшийся в дальних уголках сознания. Стоял жаркий июльский день, он гулял по улицам японского города Кобе со своей кузиной Кумико. Их внимание привлек торговец сладостями. На его передвижном лотке лежали горкой сухие стебли тростника и мизу аме, тесто на основе рисовой муки. Торговец создавал из них для каждого ребенка по желанию зверей, птиц, бабочек или цветы. Кэндзи спросил Кумико, что она хотела бы получить, и девочка, помедлив, выбрала дракона. Оторвав от тростника липкую фигурку сказочного животного, она завернула ее в бумагу и сказала, что сохранит на память. Кэндзи думал о том, что теперь Кумико, наверное, уже красивая солидная дама. Интересно, остался ли у нее тот дракончик из рисовой муки…
Его воспоминания прервали пронзительные женские голоса: он узнал Матильду де Флавиньоль, Рафаэль де Гувелин, Хельгу Беккер, консьержку Мишлин Баллю и, конечно же, Эфросинью. К ним примешивались и мужские – Жозефа и Виктора.
– Семьдесят тысяч кило, какая громадина! – говорил Жозеф.
– Йа-йа, это ужасно, почему же тормоз не сработал?! – Судя по немецкому акценту, это была Хельга Беккер.
– Виноват машинист. Говорят, он действовал вопреки правилам, установленным на вокзале Монпарнас: он должен был начать торможение заранее, – заявила Рафаэль де Гувелин.
– Он не мог маневрировать, – возразила Хельга Беккер. – Представьте, что вы едете на велосипеде по мокрой дороге, скользите и… хлоп! Месье Легри, а вы знаете, что в Лондоне женщинам скоро разрешат появляться в брюках в отелях и ресторанах?
– О! Месье Легри, скажите, что вы об этом думаете, – пропела нежным голоском Матильда де Флавиньоль, уже много лет питавшая слабость к Виктору – без всякой надежды на взаимность.
– Как сказал бы мой компаньон, в наши дни дамы сильнее покрыты нагаром
[19]
, чем в незапамятные времена, но меньше, чем пеньковые трубки или чайники.
– А я считаю, что показывать ноги неприлично, если хотите знать мое мнение! – высказалась Эфросинья.
Та, кого она пренебрежительно называла Тевтонкой, наградила ее презрительным взглядом, и мадам Пиньо мысленно произнесла в ее адрес гневный монолог о «немецких войсках», пообещав себе записать его в дневник.
– Реннская площадь выглядит просто ужасно! – продолжила тему Рафаэль де Гувелин. – Этот стоящий вертикально паровоз, повсюду обломки… Не представляю себе, как его будут поднимать. Но, надо отдать должное мэру, силы правопорядка были на высоте.
– Поезд пролетел через весь вокзал, и это просто чудо, что никто из пассажиров не пострадал. Если бы стена не обрушилась, вагоны сплющило бы об нее, и получилась бы братская могила, – заметила Матильда де Флавиньоль.
– Одна женщина все же погибла, – возразила ей Хельга Беккер.
– Что до меня, я никогда не соглашусь путешествовать на поезде! Все эти новейшие изобретения мне до лампочки, от них одни неприятности! – заявила Мишлин Баллю и удалилась в свою каморку.
– Ну, уж вам-то точно ничего не грозит, – пробормотал Жозеф. «А что, если вставить в будущий роман не только историю о гигантском метеорите, обрушившемся на Париж, но и произошедшую накануне железнодорожную катастрофу?» – задумался он, но Рафаэль де Гувелин не дала ему сосредоточиться.
– Месье Пиньо, я хочу просить вас об одолжении. Скоро ваша очаровательная малышка будет спать в кроватке, и…
– Ну, да, Айрис собирается переделать бывший кабинет Виктора в детскую.
– Когда это произойдет, не будете ли вы столь любезны и не продадите ли мне эту восхитительную плетеную колыбель из ивы, которую ваша супруга украсила сатином и тюлем?
Жозеф удивленно посмотрел на Рафаэль де Гувелин. Неужели она согрешила, в ее-то возрасте?
– Мои дорогие малыши будут довольны, если у них будет такая колыбель, вся в кружевах и бантиках.
– Ваши дорогие малыши?!
– Мальтийская болонка и шипперке.
Виктор закашлялся, чтобы не расхохотаться, и поспешно скрылся в хранилище. Там он с удивлением обнаружил Кэндзи.
– Скоро они уберутся? – тихо спросил тот.
– Понятия не имею. Боюсь, их визит затянется надолго.
– А Юрбен, когда он вернется?
– Этого я тем более не знаю.
– А вы в курсе, что Жозеф снова дал объявление о том, что нам требуется служащий? Я было его пожурил, но он сказал, что хочет найти работника, который говорил бы по-английски, знал историю литературы и умел вести бухгалтерские книги.
– Зачем? Мне кажется, Юрбен весьма успешно справляется со своими обязанностями, – заметил Виктор.
– А еще я хотела бы побеседовать с вашей супругой, – не отставала от Жозефа Рафаэль де Гувелин. – Мне нужен ее совет: я вяжу крючком ошейники для моих милашек, в них вплетены бубенчики, и застегиваются они на крючки. У меня никак не получается это сделать!
Жозеф сообразил, что это отличный предлог скрыться.
– Подождите меня здесь, я сейчас все для вас узнаю! – И он поспешно взбежал по ступенькам наверх.
Айрис была раздосадована. Она надеялась спокойно закончить сказку «Божья коровка без пятнышек», но ее постоянно отвлекали. Сначала Эфросинья, костерившая на чем свет стоит немку и велосипеды, потом Жозеф, едва сдерживавшийся, чтобы не выставить вон этих кумушек. Увидев, в каком он состоянии, Айрис поняла, что должна его успокоить, и они вместе склонились над колыбелью, где щебетала маленькая Дафнэ.
