На самом деле мне как раз следовало остаться в бункере вместе с детьми. Меня ведь наняли охранять именно их. Но дело в том, что бункер недолго останется безопасным. Рано или поздно наемники найдут его, и мы с близнецами окажемся в ловушке. Так что я должна выйти отсюда.
— А вы… вернетесь? — спросил Антон.
— Не знаю, — честно ответила я. — Но если даже не вернусь, вы знаете, как поступать. Все, сидите смирно и смотрите в оба! Я на вас надеюсь. До связи!
Я заглянула в перископ, чтобы убедиться, что все чисто, а потом выбралась из бункера. Наверху мела поземка. Солнце скрылось за тучами, немного потеплело, но ветер усиливался. Похоже, скоро пойдет снег…
Я переступила босыми ногами по заснеженному полу сарая. Так, мне необходимо как можно скорее проникнуть в дом, причем так, чтобы не попасться на глаза кому-либо из этих уродов. На месте Давида и Голиафа я первым делом посадила бы кого-нибудь за мониторы. Даже если старики не сделали этого сразу, потому что знали, что все птички в клетке, то сейчас, после исчезновения Папая, самый недалекий командир пришел бы к выводу, что наблюдение необходимо. Будем исходить из того, что за мониторами кто-то сидит. Значит, мне необходимо перебраться через двор так, чтобы не засветиться на камерах. Интересно, как же это сделать? Ползком, что ли? А что, накрыться мешками и ползти медленно, по сантиметру в минуту. Только вот такими темпами я попаду в дом аккурат к Новому году… Нет, этот способ не годится.
Мой «Фольксваген» во дворе. Можно перебежать к нему так, что никто не успеет среагировать. Ключи так и торчат в замке зажигания. Я могу втопить педаль газа в пол и уехать. Позвать на помощь… Но во дворе, скорее всего, охранник. Он вооружен и подстрелит мою тачку, пока я буду разворачиваться. Там еще «жигуленок» Альберта на выезде… к тому же я не могу бросить Катерину и остальных. А вдруг за то время, что я буду кататься до Тарасова и обратно, эти гады найдут детишек? Кто знает, как долго продержится Гольцова, если наемники возьмутся за нее всерьез? Нет, этот способ тоже не подходит.
Я еще с минуту ломала голову над этой проблемой, как вдруг со двора послышался свист. Кто-то с большим мастерством насвистывал «Я хочу кататься на моем велосипеде» покойного Фредди Меркюри. О, то, что надо! В который раз мироздание приходит мне на помощь!
Я выбрала мотыгу потяжелее из груды садовых инструментов Альберта, встала вплотную к стене и просвистела несколько тактов «Я ни о чем не жалею» обожаемой Эдит Пиаф. Поклонник группы «Квин» немедленно затих. С минуту он прислушивался… Так. Дальше все зависит от того, как поступит этот тип. Понятия не имею, кто это, но явно кто-то из наемников. Похоже, одного патрульного оставили снаружи, не надеясь на камеры. Теперь, если это законопослушный говнюк, привыкший действовать строго по инструкции, он поднимет тревогу, и тогда мне конец.
Но у меня есть некоторая надежда, что все будет по-моему. Дело в том, что я немного разбираюсь в психологии наемников. Каждый из них привык самостоятельно принимать решения. И нарушение всяческих инструкция для них абсолютно нормально. В отличие от кадровых военных, привыкших выполнять приказы не обсуждая, эти типы сами себе господа. Я и сама была такой — во время службы в спецгруппе «Сигма» мы все — от командира до рядового — имели высокую степень автономности. А как иначе, когда от твоего решения зависит жизнь заложников, а на принятие этого самого решения у тебя доли секунды…
Йес! Осторожные шаги в сторону сарая. Наемник остановился и просвистел еще несколько тактов своей песенки. Я бесшумно переступила босыми ногами. Не дождешься, голубчик! Я тебе отвечу, а ты продырявишь из автомата стенку, за которой я стою. Ищи дурака за четыре сольдо, как мы говорили в детстве… Отлично! Наемник двинулся ко входу в сарай. Помедлил на пороге, выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку, а потом сделал шаг вперед. Очень сильно хотелось поймать голую бабу? Ну, прости.
Как только наемник оказался в пределах досягаемости моей мотыги, я не стала ждать, пока он меня увидит, и нанесла удар. Сельскохозяйственное орудие со зловещим свистом описало дугу и ударило злодея в лоб.
Я подождала, пока он перестанет дергаться, а потом аккуратно втащила убитого внутрь. Это оказался Малыш Жанно — смешливый маленький убийца. Что ж, очень кстати. Его камуфляж будет мне почти впору…
Раздевая труп, я раздумывала над тем, как быстро вернулись ко мне навыки, казалось бы, позабытые навсегда. Честно говоря, я не думала, что когда-нибудь мне снова придется убивать голыми руками и подручными средствами. Но эти навыки, вбитые сотнями тренировок, включались автоматически, почти независимо от моего сознания. Я не испытывала угрызений совести, убивая этих подонков. Они напали на людей, которых я взялась защищать. Они собирались пытать Катерину Гольцову и покушались на жизнь детей. Все правильно.
Но, если честно, я такая же машина для убийства, как эти ребята. И если совсем уж честно, мне нравится то, что я делаю.
Нет, я вовсе не маньяк. Я не люблю убивать и никогда не делаю этого без крайней необходимости. Помню, в «Сигме» меня даже упрекали за это. «Добрая ты, Охотникова! — орал инструктор после очередной операции. — А цену своей доброты знаешь? Ну и что, что он сопляк, мальчишка? Он террорист! Отсидит лет пятнадцать и выйдет законченным психом! И лет ему будет слегка за тридцать! Сколько жизней на его счету? И сколько еще будет? Они все на тебе, Охотникова, помни!»
Но я люблю защищать слабых и наказывать виновных. Один мой недруг дал мне прозвище Овчарка. Да, все правильно. Я верная, простодушная и люблю помогать людям. Но этими качествами в той или иной степени обладает каждый полицейский, сотрудник спецслужб или МЧС, пожарный или врач «Скорой». Иначе все эти люди не выбрали бы для себя такую профессию и работали бы в банке или ходили по подиуму… Хуже, когда моему коллеге нравится причинять боль, унижать, чувствовать свою власть над гражданскими. Тогда и получаются всякие «оборотни в погонах» и садисты, что выбивают показания из слесаря или бомжа.
Это сейчас я вся такая в белом, точнее, в зимнем камуфляже, защищаю женщин и детишек. Обычно в жизни все гораздо сложнее, не так однозначно…
Я застегнула капюшон камуфляжной куртки так, чтобы не было видно лица. Попрыгала. Ничего не гремело. Одежда покойного Малыша пришлась мне впору. И главное — у меня есть автомат! Я прихватила из тайника альпинистскую веревку. Кто знает, что может понадобиться одинокой женщине в трудной ситуации…
Я медленно вышла из сарая. Кто бы ни смотрел в монитор, он видит только одетую в камуфляж фигуру с закрытым от ветра лицом. Размеренно ступая, я пересекла двор. Лезть в дом очертя голову было опасно, поэтому я вначале обошла дом кругом. Никого. Похоже, Малыш Жанно был единственным часовым. Что ж, пора в дом. Я открыла дверь и вошла. Плевать, что меня видно на камере — все равно непонятно, кто это.
За мониторами сидел Шьен. Ну, правильно, у него нога повреждена, ни на что другое этот тип больше не годен. Мониторы исправно мигали, на них как на ладони был виден двор и участок. Шьен повернулся ко мне и спросил по-французски:
