Я постучала условным стуком в крышку люка. Внутри бункера нас встретили свет, тепло и отчаянный рев близнецов.
— Ой, мы думали, что вас всех поубива-али! — выла Аня, уткнувшись в плечо матери. Антон ухватил Катерину за здоровую руку и вцепился так, что было ясно — оторвать его от матери может только ядерный взрыв. Я дала близнецам пять минут на то, чтобы привыкнуть к радостной новости, что все живы. Бульдоги скакали рядом и пытались лизнуть все, до чего доставали.
Дети с удивлением поглядывали на чернокожего незнакомца, но никаких вопросов не задавали. Зато со страхом косились на мой окровавленный камуфляж.
— Так, ребята, устройте раненых поудобнее, — скомандовала я. Дети сразу же захлопотали, расстилая одеяла на двухуровневых нарах. Они подвели Катерину к постели и уложили так бережно, словно та была хрустальной.
— А теперь помогите вашему… э, Альберту Николаевичу! — велела я. Нет, пусть Катерина сама разбирается со своими запутанными семейными делами! Мое дело — сторона…
Дети налили всем воды из бутылки и напихали полные руки шоколадок. Другой еды у них не было, но и это было неплохо.
— Дети, я хочу вас познакомить, — сказала вдруг Катерина. — Это ваш дядя. Его зовут Калаш.
— Как автомат? — встрепенулся Антон.
Калаш кивнул, добродушно улыбаясь. Вообще, глядя на его небольшое брюшко, намечающуюся лысину и очаровательную улыбку, я бы ни за что не поверила, что этот человек полчаса назад задушил крутейшего наемника. Пусть и однорукого…
— Меня и назвали в честь автомата, — сообщил он детям.
— А вы… кто? — захлебнулась любопытством Аня. — Вы партизан, да?
— Нет, Анька, он спецназовец! — перебил сестру Антон.
Калаш растерянно поморгал.
— Я брокер, — сообщил мужчина. — Мирный человек.
— Откуда вы вообще взялись? — довольно невежливо поинтересовался Альберт Николаевич.
— Мой… наш отец познакомился с моей матерью, когда служил в Мозамбике. Она была поварихой при посольстве. Когда я родился, отец, конечно же, не женился на моей матери.
— Почему «конечно же»? — встрял Антон.
— Ну, он был дипломатом, образованным человеком. А она простая женщина, читать едва умела. Правда, она была красива в молодости. Матери пришлось уйти из посольства — никто не стал бы держать ее на работе. Отец нам помогал. Научил меня русскому. Когда он в восемьдесят шестом году уехал, мне было десять лет.
— И что, вы с тех пор с ним не виделись? — спросила Катя, хмуря брови.
— Ну почему же? — удивился Калаш. — Виделись, и довольно часто. Война в нашей стране закончилась, когда мне было шестнадцать. Я успел немного побегать с автоматом… Отцу это очень не нравилось. Он говорил, что раз я его сын, то я русский. И жить должен в России. Когда мне исполнилось восемнадцать, я переехал в Россию. Папа пристроил меня учиться в Университет дружбы народов. Там, среди других иностранных студентов, я был незаметен. Отец хотел, чтобы я сменил имя… Но я тоже очень упрямый. Раз мама назвала меня Калаш — пусть так и будет. У меня хорошая работа, друзья… С отцом мы виделись изредка.
— А где вы живете? — спросила Аня.
— В Москве и живу.
— А дети у вас есть? — не унималась Аня.
— Да, у меня двое детей — мальчик и девочка. Близнецы примерно вашего возраста.
— А они… они… чернокожие?
— Не поверишь, но они белые, как вы с братом. Моя жена русская. Да и сам я мулат.
— А мы сможем с ними познакомиться?
Так, за близнецов я спокойна — им есть чем заняться. Чернокожий дядя куда интереснее, чем мы с Васей, вместе взятые…
Я прильнула к перископу. Во дворе — ни души. Странно, на месте стариков я бы уже заметила, что заложники смылись. Вообще на их месте любой здравомыслящий человек уже сообразил бы, что операция провалена и пора уносить ноги, пока есть шанс. До ближайшего жилья далеко. Выведи из строя машины — и вот несколько часов форы у тебя уже есть. Где у нас тут ближайший аэропорт? Через полтора-два часа ты в Москве. А оттуда улететь в любую точку мира не представляет труда.
Но это если говорить о здравомыслящем человеке. Старики сейчас явно такими не были. Они слишком многое поставили на карту, чтобы вот так взять и свернуть операцию…
Я так понимаю, впереди у нас финальный раунд. Это близнецы могут прыгать и радоваться — мама с ними, все позади… На самом деле еще ничего не закончилось. Против меня четверо вполне боеспособных наемников. Теперь они настороже — ребята знают, чего от меня ждать.
— Послушайте, а почему вы бродили вокруг дома и пугали детишек? — не отрываясь от окуляра, спросила я.
Калаш смутился:
— Понимате, я… я приехал в ночь смерти отца. Хотел его предупредить. До меня дошли кое-какие слухи, что его ищут старые приятели. Мы поговорили, но он меня не послушал. Ночью я пришел еще раз, но не успел — его застрелили прямо у меня на глазах…
— А почему вы тогда не пришли к Катерине и не открыли, кто вы такой?
— Ну, я не решился. Папа ведь ничего не рассказывал Кате. Не хотел, чтобы его проблемы из прошлого касались его семьи, дочери и внуков. Я не мог открыть Кате папины тайны, раз он сам этого не хотел. Даже имя у него было другое… Кто бы мне поверил, что Иван Константинович Гольцов и Владимир Константинович Береговой — один и тот же человек?
Калаш вздохнул:
— Я видел, что вокруг дома что-то затевается. Какие-то люди… но не знал, что дойдет до такого. Я думал, что буду потихоньку приглядывать за Катиной семьей и в случае чего успею предупредить… Но не успел.
Он вздохнул:
— Я очень виноват перед вами, Катя. Я переоценил свои силы. Эти типы меня переиграли, и вы оказались в заложниках.
Я краем уха прислушивалась к этой семейной саге в духе «Санта-Барбары». По законам жанра кому-то предстоит потерять память, а потом еще найдется потерявшийся во младенчестве ребенок…
В окне второго этажа мелькнул силуэт Голиафа. А, жив старый паук! А вот в раскрытом окне «собачьей» комнаты показалась растерянная рожа Башира. Ну, все, мне пора.
Я глотнула воды из бутылки, проверила карманы, перешнуровала ботинки. У покойного Малыша Жанно был сорок третий размер ноги, и ботинки немилосердно на мне болтались. Ничего, из всех наших проблем эта — самая мелкая…
Я осмотрела свою команду. Катерина о чем-то беседовала с чернокожим братом. Близнецы прилипли к матери и, раскрыв рты, слушали дядю. Альберт с верхних нар несколько ревниво на них поглядывал. Маша вытирала салфеткой кровь с лица Василия. Учитель держал на коленях автомат. Ох, как бы не пристрелил кого…
Все были при деле. Удивительно, всего несколько дней назад я не знала никого из этих людей, а сейчас у меня было такое чувство, что здесь, в бункере, и моя семья тоже.
