Но когда они добежали до первой шлюпки, поддерживая друг друга, чтобы не смыло волнами, случилось то, чего опасался боцман. Оставшаяся лодка сорвалась с погнутой шлюпбалки и исчезла из виду. Громкий хлопок возвестил о ее встрече с морем. Ни одного человека она не спасла.
Макар и Сергей переглянулись. Они впятером оставались на той единственной части бригантины, которая еще поднималась над морем. Из шлюпки что-то кричали, но волны относили ее все дальше и дальше.
«Нет, – мысленно сказал себе Макар. – Пожалуй, не выберусь».
Ветер бил его в грудь так, словно хотел сломать ребра. Он сбривал пенные бороды, расшвыривал их горстями. Дождь утих, но волны вскидывались перед ними, будто морской дьвол на дне в бешенстве стегал кнутом валы.
Бригантина «Мечта» шла ко дну.
Очередной порыв ветра сорвал с Муромцева капитанскую фуражку. Боцман бросился было за ней, но капитан остановил его.
– Яков Семеныч! Ну что ты, ей-богу… Давай-ка лучше жилеты наденем.
– А толку, Илюш?
Муромцев предостерегающе показал на троих пассажиров. Но было поздно: все трое услышали слова боцмана и верно истолковали их.
«Шансы на спасение, похоже, стремительно несутся к нулю».
«Еще поглядим, мать вашу, какой тут толк».
«Господи, Костя, бедный мой…»
Странный высокий звук пронзил пространство – похожий не то на птичье пение, тянущееся на одной ноте, не то на мощный комариный писк.
– Господи Иисусе, – прошептал Муромцев.
Над волнами, скользя легко, как перышко, несся белоснежный аэроглиссер.
Матвей Ушаков сначала дозвонился до спасательной службы, а потом со всех ног бросился вниз. Он всегда знал, что аэроглиссер ему пригодится. Рыбаки крутили пальцами у виска, когда, дождавшись волнения, Матвей учился лавировать среди бурунов, поминутно рискуя разбиться о скалы. Они называли его чокнутым психом и самоубийцей.
Но он всегда знал, что наступит момент, когда глиссер себя покажет. С тех пор, как не стало жены, он слушал только себя – и, как показало время, правильно делал.
Матвей обогнул первую шлюпку, в которой прижимались друг к другу вымокшие до нитки и продрогшие люди, крикнул, что помощь скоро будет, и направил глиссер к обломкам «Мечты».
…Бригантина – вернее, то, что от нее осталось, – заваливалась набок. Накренившаяся фок-мачта тянула ее за собой.
– Прыгайте! – закричал снизу Матвей. – Да прыгайте же!
Ветер притих, волны сгладились, словно по ним прошлись утюгом. «Ну же, давайте, – мысленно торопил он их. – Быстрее, быстрее, ребята!» Он достаточно времени провел на этих скалах и знал, что затишье будет недолгим.
– Машка, жилет сними! – приказал Сергей.
– Что?
– Жилет, я сказал, сними! – рявкнул он. – Чтобы шею не сломать! Илюшин, ты тоже!
Он содрал жилеты с Макара и Маши, торопливо расстегнул свой и подтолкнул их к краю. Оборванные снасти, как лопнувшие струны, торчали из разломанного планшира.
– Маша, прыгай! Макар, и ты! Раз! Два! Вперед!
Три тела вошли в воду почти одновременно. Илюшина Бабкин вытащил на поверхность за шиворот, Маша вынырнула сама. Аэроглиссер уже подлетел к ним, и Матвей швырнул с него желтый спасательный круг.
Неподалеку раздался громкий плеск. Капитан показался над водой, тряся головой, и быстро доплыл до летучей спасательной лодки.
Боцман остался на бригантине. Он стоял на самом краю и смотрел на них с усмешкой.
– Яков! – позвал Муромцев. – Давай!
Старик улыбнулся. Он выловил из воды капитанскую фуражку, зацепившуюся за леер, и нацепил на свою лысину.
– Яков Семеныч! – взревел Муромцев. – Не дури!
– Капитан однажды – капитан всегда, – сказал боцман. Но его никто не услышал.
Тонущий корабль накрыла волна. Аэроглиссер, заложив крутой вираж, ушел в сторону.
– Яша! – страшно взвыл Муромцев.
Но его дикий крик не мог заглушить скрежета, раздавшегося, когда мачта, падая, ударилась о скалы. На секунду из волн вылупилось обросшее ракушками днище корабля, замерло на несколько мгновений – как качели в высшей точке. Какое-то время всем казалось, что сейчас раскроется голубое окно в потемневших небесах, и бригантина оторвет невидимые канаты и полетит, преодолев силу земного притяжения.
Но это продолжалось лишь долю секунды. С всплеском, от которого можно было оглохнуть, корабль провалился обратно, в разошедшиеся воды, как в пропасть. Волны, изгибая шеи, кинулись наперебой, будто торопясь разорвать добычу. Некоторое время только бушующее море пены было видно там, куда провалилась бригантина. Потом новые волны смыли белые хлопья, и над обломками сомкнулась темная вода.
Все точки над «Ё»
Три дня спустя. Отель «Глория»
Стефан вошел в комнату, где Наташа лежала, укутавшись в плед, и смотрела телевизор. Она провела в больничной палате двое суток с высокой температурой. Стефан дежурил при ней, и только сегодня, когда ей стало лучше, они смогли вернуться в гостиницу.
А час назад Стефан собрался с силами и подошел к Аркадию, которого поселили в соседнем номере.
– Вы меня узнали, – утвердительно сказал он.
– Узнал, – согласился Бур.
– Почему не сказали?
– Не хотел ставить тебя и себя в неудобное положение. Неприятные общие воспоминания – лучший способ испортить отдых в хорошей компании.
Он улыбался. Стефан не понимал, отчего он улыбается.
– А тогда? – спросил он. – Почему вы не подали на меня заявление в милицию?
Бур молчал.
– Я всю жизнь хотел вас спросить, – голос у Стефана вдруг осип. – Вы знали, что это был я. Вы меня помнили. Вы не могли меня не запомнить! Почему? Я испортил вам представление. Испортил дверь! Сцену изгадил! Так почему вы никому не сказали, что это сделал я?
Бур почесал нос на редкость несолидным жестом. Он все делал как-то несолидно.
– Мне трудно ответить на твой вопрос, – сказал он немного смущенно. – Но, видишь ли, за свою жизнь я научился лишь одной вещи, не относящейся к моей профессии. Я научился чувствовать, когда стоит солгать, а когда необходимо сказать правду.
Они помолчали.
– Значит, тогда вы подумали, что соврать будет лучше?
– Не подумал, – поправил режиссер. – Почувствовал. Прости, но больше я тебе ничем помочь не могу.
Стефан вскинул на него глаза, а Аркадий Бур вдруг подумал, что в пареньке есть что-то общее с Атосом. Благородное, чистых линий лицо. Безупречная осанка. Непроницаемый темный взгляд. Странно, как он не рассмотрел этого тогда.
