Мадам Кассель добросовестно осматривала одну картину за другой, продвигаясь от бара к входной двери. Дюпен внимательно смотрел на искусствоведа. Внезапно Мари Морган Кассель застыла на месте – перед последней картиной, висевшей вдали от столов.
– Это же смешно!
В голосе мадам Кассель прозвучало неподдельное возмущение.
– Здесь художник – я имею в виду копииста – совершает абсурдную ошибку. Это, по-видимому, одна из самых значительных картин Гогена – «Видение после проповеди, или Борьба Иакова с ангелом», – написанная в 1888 году.
– И что?
Дюпен встал рядом с мадам Кассель и уставился на картину.
– Копиист допустил грубую ошибку. Основной цвет картины – красный, здесь же фон ярко-оранжевый. Это, пожалуй, уже слишком. Здесь мы видим больше бретонских крестьянок, чем на оригинале. Кроме того, они сильнее сдвинуты к краю картины, и, самое главное, священник стоит под деревом, в центре, а это грубая ошибка.
Рассказывая, мадам Кассель указывала рукой на соответствующие части картины.
– На оригинале священник стоит с краю. Вот здесь, справа внизу. Вообще на этой копии отсутствует перспектива – как у съемки широкоугольным объективом. Здесь мы видим вверху ландшафт и горизонт, в оригинале же только красный фон и ветви дерева. Вообще для этой копии характерно более разреженное пространство. Гоген любил разрежение, но…
Мадам Кассель умолкла и, оцепенев, застыла на месте. Затем она вплотную подошла к картине и принялась рассматривать ее фрагменты с расстояния несколько сантиметров – педантично продвигаясь при осмотре снизу вверх. Это продолжалось несколько нескончаемых минут.
– Поразительно, поразительно и странно. Потерянный Гоген – если, конечно, это он написал эту картину. Но он ее не писал, хотя мы видим здесь его подпись.
Дюпен не понял, что она имеет в виду.
– Что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что эту картину писал не Гоген. Художник создал не копию, а своего рода импровизацию на тему Гогена.
– И кто же ее скопировал, то есть, я хочу сказать, кто ее так интерпретировал?
– Не имею никакого представления. Это мог быть любой из сотен художников, копировавших картины Гогена и создававших свои импровизации на его темы, и, кстати, продолжают делать это до сих пор. Возможно, кто-то из тех, кто писал и остальные висящие здесь копии. Они очень хороши – все. Люди, писавшие их, были добросовестными ремесленниками. Они хорошо понимали стиль Гогена, были знакомы с его кистью, с его манерой.
– То есть, короче говоря, вам такая картина Гогена неизвестна. Вы не знаете картину, которая бы выглядела так, как эта.
Дюпену было очень важно такое уточнение.
Мари Морган Кассель ответила не сразу.
– Да, вы правы. Строго говоря, я пока могу утверждать только это.
Она снова принялась внимательно всматриваться в картину.
– Исключительно качественная работа, великолепная картина, прекрасный имитатор.
Она покачала головой, но Дюпен не понял, как истолковать этот жест.
– Вы можете с гарантией исключить, что это Гоген, то есть утверждать, что эту картину писал не Гоген – вот эту, которая висит здесь?
– Да, могу. Даже без спектроскопического анализа видно, что художник пользовался титановыми белилами. Эту краску стали использовать в современной живописи только начиная с двадцатых годов двадцатого века. Гоген пользовался смесью свинцовых белил, сульфата бария и цинковых белил. Кроме того, прожилки и кракелюры неглубоки и ветвятся меньше, чем можно было бы ожидать от красок на картине, написанной сто тридцать лет назад.
Дюпен нервно провел ладонью по волосам. Он допускал еще одну возможность и сдаваться не собирался.
– Но может быть, это копия. Так же как и остальные висящие здесь картины, а в хранилище находится подлинник.
– И господин Пеннек ради какой-то не имеющей никакой ценности картины установил здесь дорогостоящий кондиционер?
Теперь надолго замолчал Дюпен.
– За несколько дней до своей смерти Пьер-Луи Пеннек звонил в музей Орсэ.
Дюпен произнес эту фразу без всякого пафоса, просто, как последний, смиренный аргумент.
– В музей Орсэ? Вы точно это знаете?
– Да.
– Вы имеете в виду, что он – зная, что у него в распоряжении находится бесценная картина, – решил рассказать о ней специалистам? Но почему именно сейчас? И…
Беспомощно моргнув, мадам Кассель замолчала.
– В начале недели Пеннек узнал, что смертельно болен и что жить ему осталось очень недолго. Он мог умереть в любой момент…
Дюпен снова подивился своей болтливости. Подчиненные ему инспекторы знали о расследовании меньше, чем Мари Кассель.
– Он был смертельно болен, но, несмотря на это, его убили?
– Да, но, мадам Кассель, я очень прошу вас держать эти сведения при себе.
Мари Морган Кассель наморщила лоб.
– Мне нужен ноутбук с выходом в Интернет. Мне надо кое-что поискать – заново просмотреть сведения о том периоде в жизни Гогена, почитать исследования, посвященные «Видению после проповеди».
– Да, займитесь, пожалуйста, этим.
Дюпен посмотрел на часы. Было половина двенадцатого. Он вдруг ощутил полное изнеможение. Голова отказывалась соображать. Не говоря ни слова, Дюпен направился к двери.
– Работайте спокойно. Мы забронировали для вас номер. Я попрошу одного из моих инспекторов снабдить вас ноутбуком.
– Это очень любезно с вашей стороны. Я не захватила свой ноутбук.
– Было бы странно, если бы вы его захватили. Время – почти полночь. Увидимся завтра утром. Вы не возражаете встретиться за завтраком?
– За завтраком? Давайте – в восемь часов. Думаю, этого времени будет достаточно, чтобы разобраться в ситуации.
– Хорошо.
Дюпен вышел в вестибюль и увидел стоявшего у стола регистрации инспектора Кадега.
– Кадег, мадам Кассель нужен ноутбук. Из ее номера возможен выход в Интернет? Это срочно.
– Сейчас?
– Да, сейчас. Речь идет о важном исследовании, – сказал Дюпен и добавил еще более решительным тоном: – Завтра утром я должен увидеться с Регласом.
– Реглас сам звонил час назад и очень хотел с вами поговорить по поводу взлома, или что там на самом деле произошло.
– Я с радостью с ним встречусь завтра утром в половине восьмого здесь, в ресторане. Пусть захватит свое оборудование.
Риваль, который за все это время не проронил ни звука, хотел что-то сказать, но передумал.
– Ну, я не знаю…
Дюпен, не повышая голоса, перебил Кадега:
