– В половине восьмого.
Мари Морган Кассель с растерянным видом стояла в дверях ресторана.
– Еще раз благодарю вас за помощь, мадам.
– Не стоит благодарности. – Профессор улыбнулась. Дюпена почему-то страшно обрадовала эта улыбка. Это была награда за тяжелый день – улыбка поразила его до глубины души.
– Увидимся завтра утром, мадам Кассель. Доброй ночи и приятных сновидений.
– Спасибо, и вам того же.
– От души на это надеюсь.
И уже скоро, с искренней надеждой подумал Дюпен.
Кадег взял сумку и демонстративно поставил ногу на первую ступеньку лестницы. Мадам Кассель последовала за ним.
Весь последний час у Дюпена слегка кружилась голова. Надо скорее возвращаться домой, в Конкарно. Мысль эта согревала и радовала.
Риваль стоял у входа в отель и курил, когда Дюпен вышел на улицу. Он мельком покосился на инспектора. Вид у него был просто измученный.
– Доброй ночи, Риваль. Увидимся утром.
– Доброй ночи, господин комиссар.
Дюпен оставил машину на площади Гогена, справа от отеля.
Дорога до Конкарно заняла точно пятнадцать минут. Дорога была абсолютно пустая, и комиссару не пришлось смотреть на спидометр. Дюпен сдвинул назад крышу машины, чтобы всей грудью вдыхать несравненно прекрасный, мягкий воздух теплой летней ночи, чтобы быть ближе к необъятному звездному небу, на котором отчетливой светлой полосой выделялся Млечный Путь. Хотелось быть ближе к природе. Это немного помогло рассеять усталость.
День третий
Когда Дюпен вошел в «Сентраль», Реглас был уже на месте, правда, один – без своей команды. Он стоял в конце стойки бара; было видно, что криминалист устал и расстроен. Дюпен подошел к нему.
– Что происходит, о чем, собственно, речь? – не поздоровавшись, спросил Реглас.
Дюпен ожидал агрессии. Собственно, вызов в такой ранний час без объяснений причин Реглас должен был расценить как провокацию, в чем Дюпен был твердо убежден (и что, между прочим, доставляло ему садистское удовольствие). Но на самом деле Реглас скорее нервничал, чем злился. Дюпен сосредоточился – речь шла о действительно важных делах.
– Я хочу, чтобы вы сказали мне, как давно висит здесь вот эта картина напротив двери по сравнению с другими картинами. Были ли они повешены здесь одновременно или нет? Есть ли какие-то особые следы на этой картине и на раме?
– Как давно висит здесь эта картина? Вы хотите знать, как давно висит здесь эта дешевая копия в этой дешевой раме? Я для этого сюда приехал?
Дюпен не торопясь подошел к стене и встал перед картиной.
– Речь идет об этой картине и об этой раме в сравнении с другими картинами. Да, я хочу знать, висит ли эта картина здесь столько же времени, что и остальные картины.
– Это вы уже сказали. Я не могу понять, куда вы клоните. В чем заключаются ваши подозрения?
Реглас имел полное право на ответ, но Дюпен не имел намерения отступать.
– Да, я хочу знать, не была ли эта картина повешена здесь несколько дней назад. Наверное, выяснить это не так уж трудно. С картин регулярно стирают пыль. С последней уборки на всех картинах должно было накопиться…
– Должен сказать, что неплохо знаю свою работу. В этом помещении по сравнению со вчерашним днем не изменилось ровным счетом ничего. Да и похоже, что здесь вообще уже давно ничего не менялось. Мы сравнили состояние помещения с его видом на старых фотографиях. Кстати, мы обратили внимание и на расположение картин. Оно не изменилось, по меньшей мере за последние несколько лет.
– Я вас хорошо понял, но меня интересует конкретно именно эта картина.
– Но почему в сравнении с другими картинами? Это же абсолютно бессмысленная работа.
– Вполне возможно, что эту, а возможно, и какие-то другие картины в последние дни подменили.
– Я все же не понимаю, куда вы клоните. Прежде всего потому, что это самая идиотская из всех висящих здесь картин. Гоген никогда не писал этого. Копию сделал кто-то из местных халтурщиков и не смог придумать ничего глупее. Это же безобразная имитация «Видения после проповеди».
Дюпен не смог скрыть удивления перед познаниями Регласа.
– Вы разбираетесь в искусстве?
– Гоген – это моя страсть. Я очень хорошо знаю историю колонии художников, я…
Реглас осекся на полуслове, видимо, спросив себя, зачем он все это рассказывает Дюпену.
– Естественно, все это не имеет никакого отношения к делу. Но я имею полное право официально задать вам вопрос: действительно ли для полноценного расследования убийства необходимо знать, была ли именно эта картина повешена здесь несколько дней назад? – Реглас был готов перейти в наступление.
– Официально заявляю: ответ на этот вопрос имеет решающее значение для успешного расследования дела.
Дюпену было ясно, что Реглас не желает уступать и расценит такой ответ как провокацию. Но ответ был по существу и соответствовал реальному положению вещей.
– В таком случае мы немедленно приступим к работе. Я сейчас вызову своих сотрудников.
Реглас сумел взять себя в руки, и мысленно Дюпен снял перед ним шляпу.
– Значит, вам неизвестна такая же картина, которую мог бы написать Гоген?
– Нет, как я уже сказал, имитатор совершил смехотворную ошибку. Это не копия, это – фальсификация.
– Но давайте подойдем к этому вопросу чисто теоретически. Как вы думаете, могла бы эта картина принадлежать кисти Гогена?
– Этот вопрос лишен практического смысла.
– Это я понимаю.
Реглас посмотрел комиссару в глаза, на мгновение задумался, а потом произнес:
– Ну, я думаю, что он вполне мог это написать. В известной мере манера похожа на манеру Гогена.
Теперь в недоумение пришел Дюпен. Ему стало неловко. Напрасно он ожидал нападения от Регласа.
– Спасибо, спасибо за вашу оценку.
Он откашлялся.
– Хорошо, я звоню моим сотрудникам.
Реглас сунул руку в карман пиджака и стремительно вышел из помещения с телефоном в руке. Дюпен не произнес больше ни слова.
Незадолго до восьми часов Дюпен вошел в кафе для завтраков. Он попросил администрацию отеля не беспокоить его и гостью до половины девятого. Мари Морган Кассель уже сидела в столовой за маленьким столиком у окна. Перед ней стояла большая чашка кофе со сливками. Стол украшала корзинка с шоколадными круассанами, бриошами и багетами, на тарелке Дюпен увидел мармелад и масло. Кроме того, был здесь и бретонский пирог, неповторимый вкус которого определяла смесь подсоленного теста и сахара. Здесь же стояла корзинка с фруктами и йогуртами. Мадам Мендю постаралась изо всех сил. Посреди всего этого кулинарного великолепия красовался ноутбук.
