Дюпен отключился.
Оглянувшись, он сделал официанту знак принести еще чашку кофе. Официант все понял без слов. Так, теперь надо поговорить с Шарлем Соре, это очень важно. Пара капель с волос Дюпена упала на страницу блокнота, и несколько строчек расплылись. Комиссар старательно подправил их шариковой ручкой. Он с большим трудом смог прочесть цифры номера. Собственно, любой блокнот приходил в негодность уже через несколько дней употребления – даже без дождя.
Дюпен набрал номер. Ответил женский голос.
– Здравствуйте, мадам. Вам звонит комиссар полиции Конкарно Жорж Дюпен.
Возникла короткая пауза. От волнения у женщины сел голос.
– О Господи. Что-то случилось?
Дюпен прекрасно понимал, что звонок из полиции всегда внушает непроизвольный страх, особенно если полицейский не объясняет сразу цель звонка.
– Прошу прощения, мадам, что я так неловко представился. Уверяю вас, ничего не произошло. Абсолютно ничего. Вам совершенно не о чем беспокоиться. Мне надо лишь задать несколько вопросов господину Шарлю Соре. Речь идет не о нем, но, вероятно, он может помочь мне в одном деле своими знаниями.
– Я поняла, – ответила женщина. В голосе ее явственно послышалось облегчение. – Меня зовут Анна Соре. Шарль Соре – мой муж. Сейчас его нет дома, но он скоро придет. Думаю, не позже двенадцати.
– Вы не знаете, где он сейчас находится?
– В Морле, у него там несколько дел.
– У вашего мужа есть мобильный телефон?
– Вы не могли бы все же мне объяснить, в чем дело?
– Понимаете, мне сложно объяснить это в двух словах. Речь идет о музее, о деле, связанном с музеем. Мне нужна информация.
– Нет, у него нет мобильного телефона, он их просто ненавидит.
– Гм, понятно.
– Перезвоните еще раз в двенадцать, а еще лучше – в половине первого. К этому времени он непременно вернется.
– Огромное вам спасибо, мадам, и еще раз простите за столь бесцеремонный звонок.
– До свидания, господин комиссар.
– До свидания, мадам.
Между тем просвет в тучах над морем давно затянулся, и дождь снова начал набирать силу.
Дюпен сделал знак официанту.
– Еще один кофе, пожалуйста.
Это была уже шестая чашка за сегодняшний день. Но дело оказалось таким трудным и запутанным, что было не время подсчитывать количество чашек (несмотря на то что Дюпен уже много лет собирался это делать, а доктор Гаррег настоятельно рекомендовал).
– И круассан. – Дюпен вовремя вспомнил о своем желудке.
Мокрая одежда противно липла к телу. Пройдет несколько часов, прежде чем она высохнет. Почему он до сих пор не купил себе одну из тех безобразных курток, какие здесь есть у каждого местного жителя? «Это не по-бретонски», – постоянно укоряла его Нольвенн. Дюпен невидящим взглядом вперился в дождь. На дорожке, ведущей к парковке отеля, показался темный автомобиль, остановившийся прямо перед входом. За рулем сидел знакомый Дюпену полицейский. Наверное, приехала мадам Кассель. Он не ожидал, что она приедет так быстро.
Мари Морган Кассель вышла из машины, огляделась, увидела в окне комиссара и быстро направилась к входу. Стряхивая капли воды с плаща, она остановилась у стола, за которым сидел комиссар.
– Что случилось?
– Сын Пьера-Луи Пеннека упал со скалы – или его оттуда сбросили. Вон там, недалеко отсюда.
Дюпен протянул руку в сторону пляжа «Таити».
Мадам Кассель побледнела и прижала ладонь к виску.
– Это и в самом деле очень серьезное дело? Я вам не завидую.
– Спасибо за сочувствие, это действительно очень неприятное дело. К тому же оно вызовет страшный резонанс.
– Могу себе представить. Вы хотите поговорить о картине и поэтому решили со мной встретиться?
– Я хотел спросить, не найдете ли вы время поучаствовать в одном важном разговоре? Мне надо поехать в Карантек и встретиться там со смотрителем коллекции из музея Орсэ.
– Со смотрителем коллекции музея Орсэ? С Шарлем Соре?
– Да. Дело в том, что с ним незадолго до смерти разговаривал Пьер-Луи Пеннек. До сих пор у нас не было возможности с ним связаться, но нам надо доподлинно знать, о чем он говорил с Пеннеком. Я хочу лично выяснить это у господина Соре.
– Но чем я могу вам помочь?
– Что делает смотритель коллекции музея?
– Он отвечает за искусствоведческое обеспечение коллекции – занимается вопросами формирования коллекции, покупками, продажами – разумеется, с санкции директора музея.
– Должен ли был Пеннек обратиться именно к нему, если речь шла о картине? Я имею в виду, если бы речь шла о подлинном Гогене.
– Зачем ему было обращаться к смотрителю коллекции, если он точно знал, что речь идет о подлиннике? Я хочу сказать, что в таком случае ему не нужно было подтверждения.
– Именно.
– То есть вы хотите это выяснить?
– Да, и при этом мне, возможно, потребуется ваша помощь. Все эти искусствоведческие тонкости…
Мари Морган Кассель задумалась.
– Не могу себе представить, чем именно я смогу быть вам полезной. Кроме того, в пять часов мне надо вернуться в Брест. В выходные дни там состоится конференция по истории искусств. Все это не очень меня касается, но дело в том, что сегодня мне надо сделать на конференции доклад.
– Я буду очень вам обязан. Шарль Соре будет рассказывать мне о вещах, в которых я ничего не понимаю, но мне надо знать, идет ли речь о подлиннике. Это в данный момент самое важное. Нам нужна надежная опора. Я гарантирую вам, что к пяти вы будете в университете. Мы это организуем.
Мадам Кассель направилась к двери.
– Мы поедем на вашей машине?
Дюпен, как вчера в отеле, невольно улыбнулся:
– Да, мы поедем на моей машине.
Это было тяжелое, изматывающее путешествие. Путешествие из тех, которые Дюпен ненавидел всеми фибрами своей души. В непогоду отпускники, естественно, не гуляли по пляжам, нет, они преисполнялись решимости совершать «вылазки» – осмотр городских достопримечательностей, закупка еды и поиски сувениров. В результате трасса № 165, легендарная «Национальная Дорога» – единственная, ведущая на изрезанный ущельями полуостров, – была забита машинами. Начиная с Ренна, в Бретани не было ни одной автострады. Ее роль с грехом пополам играла «Национальная Дорога» – четырехполосная, но с ограничением скорости до 110 км/час. Движение было «затруднено, местами возникали пробки» – об этом сообщало радио «107,7», на которое можно было положиться в любом месте – на берегу Ла-Манша, в Шампани, на Лазурном берегу или в Бретани. Пробки тянулись до Кемпера, от Кемпера до Бреста и Морле. Короче, движение было затруднено везде.
