Ответ прозвучал очень резко.
– Но он же регулярно здесь бывал.
– Да, но разговаривал он только с отцом. Вы понимаете, он не был частью отеля, он был здесь чужеродным телом.
– Правда ли то, что господин Пеннек время от времени давал вам деньги – я имею в виду деньги помимо вашего ежемесячного жалованья?
Мадам Лажу снова изобразила на лице негодование.
– О да. Видите ли, я посвятила Пеннеку и отелю всю свою жизнь без остатка. Это было не одолжение, не любезность. Он платил эти деньги не потому, что я была его возлюбленной. Я все силы отдавала отелю. Все. И что вы об этом подумали?
– Какие суммы вы получали от господина Пеннека?
– Обычно десять тысяч евро, иногда меньше. Он давал мне эти деньги один-два раза в год.
– Эти деньги вы посылали своему сыну в Канаду?
– Я… Да, я посылала их сыну. Он женат и пытается стать независимым. Он строит свой бизнес, и я – да – я поддерживала его.
– Вы отправляли ему все деньги?
– Да, все деньги.
– Сколько лет вашему сыну?
– Сорок шесть.
– Сколько лет вы переводите ему эти свои доходы?
– Последние двадцать лет.
– И вы действительно не знаете подоплеки того, что здесь случилось?
Мадам Лажу явно испытала большое облегчение от смены темы разговора.
– Нет. Знаете, здесь всегда была масса эмоций, но убийство…
– Почему вы считаете, что дарение картины музею было ошибкой?
Мадам Лажу помрачнела.
– Он ничего мне об этом не говорил. Я ничего не знала. Ему следовало бы…
Она осеклась.
– Должен задать вам еще один вопрос. Не примите его как личное оскорбление. Это обычная полицейская рутина, которую надо отразить в протоколе.
– Да, я понимаю и слушаю вас.
– Где вы были вчера вечером?
– Я? Вы хотите спросить, где лично я была вчера вечером?
– Именно так.
– До половины восьмого я работала – у меня было полно дел. Вы же понимаете, какая сумятица здесь сейчас творится. Надо все держать под контролем – гости волнуются. Думаю, дома я была в восемь часов. Я так устала, что решила сразу лечь спать. Я приняла душ, почистила…
– Этого вполне достаточно, мадам Лажу. Когда вы обычно ложитесь спать?
– Вот уже несколько лет я ложусь спать очень рано – в половине десятого, ведь мне надо каждый день вставать в половине шестого. Теперь же мне приходится допоздна задерживаться в отеле, и соответственно изменился мой распорядок.
– Благодарю вас, мадам Лажу. Собственно, я узнал все, что мне было нужно. Скажите еще, вы встретили кого-нибудь, уходя из отеля?
– Насколько я помню, мадам Мендю. Мы с ней встретились здесь, внизу, и коротко поговорили.
– Хорошо. Теперь можете идти домой.
– Хотелось бы, но у меня еще есть дела.
Было видно, что мадам Лажу чем-то сильно озабочена.
Дюпен все понял.
– Еще раз хочу вас уверить, что все, о чем мы сейчас говорили, останется между нами, мадам Лажу. Будьте спокойны. От нас никто ничего не узнает.
Эти слова подействовали на нее успокаивающе.
– Спасибо, для меня это очень важно. Люди болтают обо мне бог весть что, вы же понимаете. Мне невыносимо об этом думать, когда я вспоминаю господина Пеннека.
– Я еще раз от всей души благодарю вас, мадам Лажу.
Дюпен направился к выходу из ресторана, мадам Лажу последовала за комиссаром. Из ресторана они вышли одновременно. Дюпен запер дверь и попрощался с мадам Лажу.
В вестибюле не было ни Кадега, ни Риваля. Сейчас Дюпену был нужен один из них. Мадам Лажу поднималась тем временем по лестнице и уже почти исчезла из виду, когда комиссар вдруг вспомнил, что не сказал ей еще одну важную вещь.
– Прошу прощения, мадам Лажу, я забыл спросить, сможете ли вы узнать человека, с которым Пьер-Луи Пеннек разговаривал в среду перед входом в отель?
Мадам Лажу необычайно проворно обернулась.
– О да, конечно. Ваши инспектора уже спрашивали меня об этом.
– Я хотел бы попросить вас взглянуть на фотографию и сказать, изображен ли на ней тот человек.
– Разумеется, я посмотрю фотографию, господин комиссар.
– Ее покажет вам один из инспекторов.
– Я буду в кафе для завтраков.
– Еще раз большое вам спасибо.
Мадам Лажу исчезла на площадке второго этажа.
Дюпен вышел за дверь отеля и полной грудью вдохнул вечерний воздух. На площади и узких улицах творилась невообразимая толчея. Дюпен свернул вправо и пошел по своей любимой улочке. Здесь не было ни одного человека.
Было уже восемь часов, но Дюпен утратил всякое представление о времени. Это происходило с комиссаром всякий раз, когда ему приходилось заниматься трудным делом. Сегодня это ощущение было сильнее еще из-за того, что день, собственно, наступил только к вечеру. Стояла такая жара, словно солнце стремилось наверстать то, что оно упустило за утренние часы. Было такое впечатление, что день только начинается. Третий, тяжелый и долгий день.
Ни о чем не думая, Дюпен дошел до конца улочки, потом повернул направо, к реке, и по мосту прошел в гавань. Это уже стало привычным ритуалом. Все как всегда. Он бездумно повернул назад, когда ему пришло в голову, что надо заняться делом. Он набрал номер Риваля.
– Где вы?
– Я только что был в аптеке в Тревиньоне и сейчас как раз выхожу из нее.
– И что?
– Мадам Пеннек была здесь вчера, приблизительно без четверти десять. Она купила нованокс, ну, словом, нитразепам в довольно большой дозировке по рецепту врача. В аптеке она пробыла около десяти минут. Провизор, которая ее обслуживала, мадам Эффламмиг, работает и сегодня, и я с ней – буквально минуту назад – поговорил.
Дюпен левой рукой с трудом извлек из кармана блокнот.
– Хорошо. Теперь нам надо выяснить, когда она вернулась.
– Вернулась к себе домой?
– Да.
– Интересно, как мы сможем это выяснить?
– Этого я не знаю, и, вероятно, нам это и не удастся. Но есть еще пара вещей, которые надо сделать, Риваль. Надо непременно выяснить, в котором часу мадам Лажу вчера вечером покинула отель. Поговорите об этом с мадам Мендю.
– Хорошо.
– Мне же надо увидеться с господином Бовуа. Вы его нашли?
– Да, он был в музее. Там сегодня было большое заседание Общества любителей живописи. Кроме того, у него была масса других дел – телефонные переговоры, встречи с меценатами и все подобное.
