– Такое количество денег – это уже достаточно сильный мотив для любого человека.
Под всем, что сказал сегодня Делон, сам Дюпен мог бы подписаться обеими руками.
– Как вы можете оценить отношения отца и сына?
– Эти отношения были трагедией Пьера-Луи.
Делон снова разлил вино по стаканам.
– Это была тяжелая трагедия. Для них обоих. Вся эта печальная история, а теперь еще и смерть. Жизнь Луака Пеннека была безрадостной.
– Что вы хотите…
Пронзительно заверещал мобильный телефон Дюпена, больно ударив его по ушам. Номер Риваля. Комиссар нехотя взял трубку.
– Господин комиссар?
– Да.
– Вы должны срочно приехать в отель и сами все увидеть.
Голос Риваля дрожал от возбуждения.
– Что случилось?
– Мы вынули картину из рамы – мадам Кассель и я. Она привезла с собой специальную аппаратуру. Мы нашли на копии подпись.
– Да? И кто же это?
– Фредерик Бовуа.
– Бовуа?
– Точно так.
– Так это он? Он написал копию?
– Да. Мы нашли подпись на дереве, она очень хитроумно замаскирована в ветвях, но читается однозначно. Мы сравнили почерк с почерком на расчетах, которые Бовуа представлял Пьеру-Луи Пеннеку. Нет никаких сомнений, что это его подпись.
– Значит, он действительно художник?
– Это очевидно. Мадам Кассель говорит, что это отличная работа.
– Я понял.
– Мне все это очень не нравится – меня гложет нехорошее чувство.
– Вы уверены?
– В чем, в моих ощущениях?
– Нет, в том, что это Бовуа.
– Ах, насчет подписи? Да. Мадам Кассель абсолютно в этом уверена. Копию написал Фредерик Бовуа.
– Я еду. Встречаемся в отеле.
Дюпен на мгновение задумался.
– Нет, мы тотчас идем к Бовуа. Я сейчас выхожу. Увидимся у него.
– Хорошо.
Все время, пока Дюпен говорил с Ривалем, Делон продолжал невозмутимо есть. Разговор не произвел на него ни малейшего впечатления.
– Я должен идти, господин Делон.
– Я так и подумал.
Дюпен встал.
– Сидите, сидите, не беспокойтесь.
– Нет, нет, я вас провожу.
Делон тоже встал и вместе с комиссаром прошел несколько метров до входной двери.
– Благодарю вас за вкусную еду, то есть, естественно, за содержательный разговор.
– Вы очень мало ели.
– Я наверстаю упущенное в следующий раз.
– До свидания.
Дюпен попытался сориентироваться. Идти было, конечно, недалеко, но для этого надо было хорошо разбираться в хитросплетениях извилистых улочек и переулков. Дюпен решил выйти на главную улицу. Это заняло пять минут. Приблизившись к дому Бовуа, Дюпен увидел стоявшего у калитки Риваля. Калитка была заперта.
– Давайте позвоним.
На звонок никто не откликнулся. Риваль позвонил еще раз, потом еще.
– Идемте в музей.
– Вы уверены, что он там?
– Давайте попытаем счастья. Где мадам Кассель?
– В отеле. Я попросил ее подождать нас там.
Дюпен улыбнулся, и Риваль удивленно посмотрел на шефа.
– Что-то не так, господин комиссар?
– Нет, нет, все нормально.
Быстрым шагом они отправились к музею мимо «Сентраля» и площади Гогена. От отеля до музея было не более ста метров. Вход находился в современной части здания – в чудовищном строении из стекла и бетона, воздвигнутом на месте прежнего отеля «Жюли».
Дверь музея оказалась запертой. Риваль решительно постучал. Никто не отозвался. Он постучал еще раз, на этот раз более настойчиво. Звонка на двери не было. На стук никто не реагировал. Риваль отошел от двери на пару шагов. Слева от музея располагалась художественная галерея – анфилада из десяти – пятнадцати переходящих одна в другую комнат, занимавших всю короткую улочку. Справа, в двух шагах от входа, виднелась бетонная ниша с тяжелой стальной дверью, ведущей, судя по всему, в хранилище музея.
– Попробую здесь.
У этой двери был звонок. Он располагался очень низко, был утоплен в стене и поэтому малозаметен. Риваль трижды нажал на кнопку. Через несколько секунд изнутри послышался звук захлопнувшейся двери.
– Вы меня слышите? Это полиция! Прошу вас немедленно открыть дверь! – рявкнул Риваль.
Дюпен невольно улыбнулся.
– Немедленно откройте дверь!
Дюпен хотел было остудить пыл младшего коллеги, когда дверь сначала приоткрылась, а затем резко распахнулась настежь. В проеме стоял Фредерик Бовуа и приветливо улыбался:
– Ах, инспектор и комиссар. Здравствуйте, господа. Добро пожаловать в музей Понт-Авена.
Подчеркнутое дружелюбие Бовуа окончательно сбило с толка Риваля, и Дюпен заговорил вместо него:
– Добрый вечер, господин Бовуа. Нам бы хотелось с вами поговорить.
– Вам обоим?
– Да.
– Должно быть, это очень важный разговор, коли я удостоился визита двух таких полицейских знаменитостей. Мы пойдем ко мне или в отель?
– Мы останемся здесь, в музее. У вас есть помещение, где мы могли бы без помех поговорить?
Дюпену показалось, что по лицу Бовуа пробежала тень раздражения, но он тотчас взял себя в руки.
– Конечно, конечно, у нас есть хранилище, где мы можем уединиться. Это большое счастье, что есть такое помещение, мы проводим там совещания и встречи нашего объединения. Идите за мной, сюда, вверх по лестнице.
Риваль и Дюпен последовали за Бовуа. Риваль продолжал молчать.
Лестница привела их на второй этаж. Поднявшись, они по длинному тесному коридору подошли к узкой двери. Бовуа энергично открыл дверь, и они вслед за ним вошли в обширное помещение. Оно располагалось в новой части музея и было обставлено с подчеркнутой функциональной целесообразностью. Помещение удивляло своими размерами – в длину не меньше десяти метров. Вытянутой буквой U вдоль комнаты стояли старые письменные столы.
Все трое сели за самый дальний от двери стол в углу.
– Чем могу быть вам полезен, господа? – Бовуа непринужденно откинулся на спинку стула.
Дюпен непроизвольно поморщился. Всю дорогу его мучил внезапно пришедший ему в голову вопрос. Зачем Бовуа подписал картину и тем самым поставил себя в опасное положение, которое могло отягчить его вину? Зачем он это сделал? Бовуа был умным человеком, а такое действие не имело никакого разумного смысла. Уже одно это соображение говорило против причастности Бовуа к преступлению, пусть даже на копии была обнаружена его подпись.
