Он взял свободной рукой шприц, держа большой палец на поршне, а иглу на среднем пальце. Держит шприц, как китайский игрок в настольный теннис ракетку, подумал Симон. Он держал шприц правой рукой, несмотря на то что был левшой, но Симон знал, что наркоманы должны научиться колоться обеими руками.
– Это имеет значение, потому что сейчас твоя очередь делать выбор, Сонни. Ты хочешь вколоть себе содержимое этого шприца? Или хочешь помочь мне взять Близнеца? И настоящего крота?
На самом кончике шприца блеснула капля. С улицы доносился шум дорожного движения и смех, из соседней комнаты – тихий разговор. Спокойный летний пульс города.
– Я хочу организовать встречу, на которую придут и Близнец, и крот. Но без живого тебя это невозможно, потому что ты – приманка.
Мальчишка его как будто не слышал, он склонил голову, словно свернувшись вокруг шприца и приготовившись к приходу. Симон напрягся и очень удивился, услышав его голос:
– Кто он – крот?
– Увидишь, если придешь. Но не раньше. Я знаю, через что ты сейчас проходишь, Сонни. Но всегда наступает момент, когда ничего нельзя откладывать на потом, когда нельзя побыть слабым еще один день, обещая себе, что завтра, завтра я начну другую жизнь.
Сонни покачал головой:
– Не будет никакой другой жизни.
Симон уставился на шприц. До него дошло. Это передоз.
– Ты хочешь умереть, так и не узнав, Сонни?
Мальчишка перевел взгляд со шприца на Симона:
– Смотри, до чего довела меня тяга к знаниям, Кефас.
– Это здесь? – спросил Осмунд Бьёрнстад, наклоняясь над рулем, чтобы прочитать надпись на табличке. – Гостиница «Бисмарк».
– Да, – ответила Кари, отстегивая ремень безопасности.
– И ты уверена, что он здесь?
– Симон спрашивал, в каких гостиницах в Квадратуре гости могут расплачиваться наличными. Я подумала, ему что-то известно, и поэтому обзвонила шесть гостиниц и разослала им фотографию Сонни Лофтхуса.
– И «Бисмарк» откликнулся?
– Портье подтвердил, что человек с фотографии остановился у них в двести шестнадцатом номере. Еще он сказал, что к ним уже прибыл полицейский и получил доступ в комнату. И что гостиница заключила сделку с тем полицейским, к которой, он надеется, мы отнесемся с уважением.
– Симон Кефас?
– Боюсь, что так.
– Ну ладно, начнем. – Осмунд Бьёрнстад достал рацию и нажал на кнопку передатчика. – Дельта, входите.
В передатчике раздался треск.
– Дельта на связи. Прием.
– Можете входить. Номер двести шестнадцать.
– Принято. Мы входим. Прием.
Бьёрнстад отложил рацию.
– Какие у вас инструкции? – спросила Кари, внезапно ощутив, что рубашка стала ей тесноватой.
– В приоритете собственная безопасность, при необходимости стрелять на поражение. Ты куда?
– Подышу воздухом.
Кари перешла через дорогу. Перед ней бежали одетые в черное полицейские с автоматами MP-5 в руках: одни – к стойке портье, другие – на задний двор к черной лестнице и пожарному выходу.
Она прошла мимо стойки портье и уже начала подниматься по лестнице, как вдруг услышала, что где-то выбили дверь и с приглушенным звуком взорвалась шоковая граната. Она вышла в коридор и услышала треск рации:
– Участок очищен и взят под контроль.
Кари вошла в комнату.
Четверо полицейских: один в ванной, трое в спальне. Все дверцы шкафов и окна раскрыты.
Больше никого. Никаких оставленных вещей. Гость выписался.
Маркус сидел на корточках и искал в траве лягушек, как вдруг увидел, что из желтого дома вышел Сын и направился в его сторону. Послеполуденное солнце стояло низко над крышей дома, и, когда Сын остановился перед Маркусом, тому показалось, что свет исходит из его головы. Сын улыбнулся, и Маркус обрадовался, что он больше не выглядит таким несчастным, как сегодня утром.
– Спасибо за все, Маркус.
– Ты уезжаешь?
– Да, я уезжаю.
– Почему вы все время уезжаете? – вырвалось у него.
Сын сел на корточки и положил руку на плечо Маркуса.
– Я помню твоего отца, Маркус.
– Правда? – недоверчиво спросил Маркус.
– Да. И что бы ни говорила и ни думала твоя мама, он всегда был добр ко мне. А однажды он прогнал огромного лося, который заблудился в лесу и вышел прямо сюда, к домам.
– Прогнал?
– Да, причем в одиночку.
Маркус заметил кое-что удивительное. За головой Сына, в открытом окне спальни желтого дома, бешено бились тонкие белые занавески. И это несмотря на то, что стоял полный штиль.
Сын поднялся, потрепал Маркуса по волосам и пошел по улице, размахивая «дипломатом» и насвистывая. Что-то привлекло внимание Маркуса, и он снова повернулся к дому. Занавески полыхали. И он увидел, что остальные окна тоже открыты. Все.
«Огромный лось, – подумал Маркус. – Мой отец прогнал огромного лося».
Дом издал звук, похожий на втягивание воздуха. У этого звука были грохочущие низкие ноты и поющие верхние, они становились все громче и громче, превратившись в триумфальную песнь. А позади черных окон теперь прыгали и крутились желтые танцовщицы, празднующие гибель мира, Судный день.
Симон поставил машину на нейтральную передачу, и двигатель работал вхолостую.
Дальше по улице перед его домом стоял автомобиль. Новый синий «форд-мондео» с затемненным задним стеклом. Такая же машина стояла перед входом в глазное отделение больницы. Конечно, это могло быть случайностью, но в прошлом году Полицейское управление Осло закупило восемь «фордов-мондео». А задние стекла у них затемнили, чтобы не было видно проблесковых маячков, хранившихся за задними сиденьями.
Симон схватил с пассажирского сиденья мобильный телефон и набрал номер.
Телефон не прозвонил и двух раз, как ему ответили:
– Чего тебе?
– Привет, Понтиус. Бесит, наверное, что мой телефон все время находится в движении?
– Прекрати немедленно свои глупости, Симон, и я обещаю, что последствий не будет.
– Никаких?
– Никаких, если ты сейчас же прекратишь. Мы договорились?
– Тебе всегда хочется договориться, Понтиус. Ладно, вот тебе сделка. Завтра утром ты встретишься со мной в ресторане.
– Вот как? И что нам будут подавать?
