– Однако улики… – выпалил Арильд Франк и так же резко остановился.
– Что вам известно об уликах? – спросил полицейский.
– Я просто предположил, что они у вас есть, – ответил Франк. – Поскольку он является подозреваемым по этому делу. Разве не так, господин…
– Старший инспектор Хенрик Вестад, – ответил полицейский. – В первый раз Лофтхуса допрашивал тоже я. Он изменил показания. Он считает, что у него даже имеется алиби на момент убийства. Свидетель.
– У него есть свидетель, – подтвердил Харнес и посмотрел на своего молчаливого клиента. – Надзиратель, который сопровождал его в отпуске. И этот свидетель утверждает, что Лофтхус исчез в…
– Другой свидетель, – перебил его Вестад.
– И кто же? – фыркнул Франк.
– Он говорит, что это человек по имени Лейф.
– Лейф, а как дальше?
Все посмотрели на длинноволосого парня, который не слушал их и не смотрел на них.
– Этого он не знает, – сказал Вестад. – Он говорит, что они всего лишь поболтали несколько секунд на придорожной стоянке у дороги. Лофтхус утверждает, что свидетель был за рулем синей «вольво» с наклейкой «I love Drammen»
[3]
. Ему показалось, что свидетель болен, вероятно, что-то с сердцем.
Франк рассмеялся лающим смехом.
– Я думаю, – произнес Эйнар Харнес с деланым спокойствием и убрал бумаги обратно в папку, – что на этом мы остановимся. Я должен проконсультироваться со своим клиентом.
Франк часто смеялся, когда был зол. И сейчас ярость кипела в его голове, как вода в чайнике, и ему приходилось прикладывать большие усилия, чтобы вновь не расхохотаться. Он уставился на так называемого клиента. Парень, наверное, сошел с ума. Сначала ударил старика Халдена, теперь это. Видимо, героин все-таки прогрыз дыру в его мозгу. Но он не развалит это дело: слишком многое стояло на кону. Франк сделал глубокий вдох и услышал воображаемый щелчок, какой раздается при отключении чайника. Надо держать голову в холоде, здесь просто потребуется немного времени. Отходняку надо дать немного времени.
Симон стоял на мосту Саннербруа и смотрел на воду в восьми метрах под собой. Было шесть часов вечера, и Кари Адель только что спросила его о правилах учета сверхурочных в убойном отделе.
– Понятия не имею, – ответил Симон. – Поговори с начальником отдела кадров.
– Видите что-нибудь внизу?
Симон покачал головой. За листвой деревьев на восточном берегу реки он мог различить тропинку, которая шла вдоль берега вплоть до нового здания Оперы у фьорда. На скамейке у тропинки сидел мужчина и кормил голубей. Пенсионер, подумал Симон. Так ведут себя люди, когда выходят на пенсию. На западной стороне реки находился современный жилой квартал, окна и балконы которого выходили на реку и мост.
– И что мы здесь делаем? – поинтересовалась Кари, нетерпеливо притопывая ногой.
– Ты куда-то торопишься? – спросил Симон, оглядываясь по сторонам.
Мимо неспешно проезжали редкие автомобили; улыбчивый попрошайка поинтересовался, не разменяют ли они бумажку в двести крон; парочка в дизайнерских солнцезащитных очках и с коляской, в сетке которой лежал одноразовый гриль, смеялась, проходя рядом с ними. Симон любил Осло во время всеобщих отпусков, когда город пустел и вновь принадлежал только ему. Осло превращался в разросшийся поселок, в котором он вырос, где ничего не происходило, а все происходившее было наполнено смыслом. Город, который был ему понятен.
– Друзья пригласили нас на ужин.
Друзья, подумал Симон. У него тоже когда-то были друзья. Куда они все подевались? Может быть, то же самое они думали о нем. Куда он подевался? Он не знал, способен ли дать им нормальный ответ. Глубина реки наверняка была не больше полутора метров. Кое-где из воды торчали камни. В отчете о вскрытии сказано, что свои раны жертва получила при падении с определенной высоты, и это не противоречило перелому шеи, который явился непосредственной причиной смерти.
– Мы стоим здесь, потому что мы осмотрели всю реку вверх и вниз по течению и это единственное место, где мост достаточно высок, а река достаточно мелка, чтобы падающий человек мог настолько сильно удариться о камни. Кроме того, это ближайший к пансиону мост.
– К общежитию, – поправила его Кари.
– Ты бы решилась совершить здесь самоубийство?
– Нет.
– Ну, я хотел сказать, если бы ты вообще решилась на самоубийство.
Кари прекратила постукивать ногой и посмотрела вниз через перила:
– Я бы выбрала что-нибудь повыше. Здесь слишком много шансов на выживание. Слишком много шансов оказаться в инвалидном кресле.
– Значит, ты не стала бы сталкивать человека с этого моста, если бы хотела его убить?
– Нет, наверное, – зевнула она.
– Тогда мы будем искать того, кто свернул Перу Воллану шею, а потом сбросил отсюда в реку.
– А-а, это то, что вы называете гипотезой.
– Нет, это то, что мы называем гипотезой. Насчет ужина…
– Да?
– Тебе стоит позвонить своему жениху и сказать, что он не состоится.
– Вот как?
– Нам предстоит опрос потенциальных свидетелей. Ты можешь начать с квартир, балконы которых выходят на реку. А потом мы прочешем архивы в поисках потенциального сворачивателя шей. – Симон закрыл глаза и втянул в себя воздух. – Ну разве летний Осло не прекрасен?
Глава 9
Эйнар Харнес никогда не ставил себе цель спасти мир. Только маленькую его часть. А еще точнее, свою часть. Он изучал юриспруденцию. Только маленькую ее часть. А еще точнее, только ту, которая требовалась для сдачи экзамена. Его приняли на работу в адвокатскую контору, находившуюся в самом низу списка адвокатских контор Осло. Он проработал в ней достаточно долго, получил лицензию и открыл собственное бюро вместе с выпивающим престарелым адвокатом Эриком Фаллбаккеном. И вместе они оказались в самом низу списка. Они брались за всякие невозможные дела, проиграли их все, но каким-то образом умудрились заработать себе репутацию защитников самых несчастных членов общества. Наличие подобной клиентуры вело к тому, что адвокатская контора «Харнес и Фаллбаккен» обычно получала свои гонорары – если вообще получала – в дни выплаты социальных пособий. Эйнар Харнес рано понял, что работает не в сфере правосудия, а представляет собой более дорогую альтернативу взыскателям долгов, социальной службе и гадалкам. Он угрожал исками тем, за угрозы кому ему платили, принимал на работу самых безнадежных сотрудников на минимальную зарплату, а на встречах с потенциально платежеспособными клиентами всегда без исключений обещал победу в суде. Но у него имелся один клиент, благодаря которому его контора до сих пор оставалась на плаву. У этого клиента не было собственной папки в конторском архиве, если полный хаос в шкафах секретарши, большую часть рабочего времени проводившей на больничном, вообще можно назвать архивом. Но этот клиент был надежным плательщиком, платил чаще всего наличными и не требовал выставления счета. За эти часы он тоже вряд ли попросит выставить счет.
