Де Корси и его ближайшие друзья ужинали, когда открылась дверь и он появился в большом холле. Огромный, в мокрой одежде, шаркающей походкой он проковылял к врагу, сверкая глазами. Какое-то мгновение все были слишком изумлены, чтобы что-то предпринять. Едва дойдя до де Корси, он обхватил его огромными руками и страстно поцеловал в губы.
Все молчали. Корделия подумала, не должны ли они похлопать из вежливости. Рассказчик славно потрудился, да и сама легенда, с ее простотой и ужасом, с почти символичным противостоянием добра и зла, обладала некой загадочной силой.
Айво произнес:
– Из этой легенды получилась бы отличная опера. Сценарий уже есть. Единственное, что вам нужно, – это новый Верди или второй Бенджамин Бриттен.
Роума Лайл, завороженно уставившись на черепа, спросила, преодолевая отвращение:
– Так, значит, проклятие сбылось?
– О да. Де Корси и все его родственники заразились чумой и умерли. Их род действительно прервался. Прошло четыре года, прежде чем здесь появились люди и похоронили их. Но тогда остров уже окружала некая аура суеверия. Местный люд воротил от него нос. Рыбаки, вспоминая старинные предания, осеняли себя крестным знамением, когда проплывали мимо. Замок разрушался, так и стоял в руинах, пока мой прапрадедушка не купил остров в 1864 году. Он построил для себя замок в современном стиле, привел в порядок землю и расчистил леса. Только руины старой церкви и остались. Де Корси и жителей острова не стали хоронить в церковном дворе. Местные посчитали, что они не заслужили христианских похорон. В результате Герберт Горриндж постоянно находил скелеты, когда взращивал свой сад чудес. Его люди собрали черепа и расставили их здесь. Это был своего рода компромисс между избавлением от тел по-христиански и сжиганием их на костре.
Роума заметила:
– Над верхней полкой какая-то резьба – слова и цифры. Выполнено довольно грубо. Возможно, это цитата из Библии.
– А, это личный комментарий одного из рабочих Викторианской эпохи, который подумал, что создание целой коллекции «йориков» – отличная возможность вывести мораль и сделать сказку еще прекраснее. Нет, я не стану растолковывать ее вам. Найдите ее сами.
Корделии не нужно было искать: привитые в монастыре знания и догадливость позволили ей безошибочно прочитать эту строку: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь».
Это, подумала она, не вполне уместный комментарий о мести, который, если история Эмброуза не была вымыслом, удивительным образом соответствовал особенностям человеческой натуры.
В усыпальнице было очень холодно. Беседа сошла на нет. Они стояли кольцом, глядя на ряд черепов, как будто их гладкие своды, изломанные зияющие носы, пустые глазницы могли выдать тайны гибели их обладателей. Насколько безобидны, подумала Корделия, эти старейшие символы смерти, расставленные рядком, как ухмыляющиеся бесы, которыми пугают детей на ярмарках, в своей обнаженной обезличенности, демонстрирующие нелепое человеческое стремление доказать, что дольше всего у человека сохраняются зубы.
Время от времени, пока Эмброуз говорил, она поглядывала на Клариссу, недоумевая, как на нее подействуют все эти ужасы. Корделию удивляло, что грубо нарисованный череп может вызвать всепоглощающий страх, в то время как реальность – лишь мелкую дрожь и отвращение. Однако утонченная и благоразумная Кларисса, видимо, могла вынести любое потрясение, при условии что все кошмары потеряли остроту под тяжестью веков и лично ей ничто не угрожает. Даже в резком слепящем свете усыпальницы ее лицо казалось румяным, а огромные глаза сияли еще ярче. Корделия сомневалась, что она с удовольствием пришла бы сюда в одиночестве, но сейчас, будучи душой компании, с интересом разглядывала жуткие останки, как ребенок смотрит фильм ужасов, понимая, что ни один из кошмаров, показанных на экране, не реален, что за окном его ждет знакомая улица, самые обычные лица, а вокруг – уют родного дома. Чего бы ни боялась Кларисса – а Корделия не могла поверить, что ее страх сплошное притворство, – она не испытывала сочувствия к этим давно почившим, измученным душам, как и страха перед сверхъестественной Божьей карой в предрассветный час. Она ожидала, что если к ней и явится вершитель судеб в каком-либо обличье, у него все же будет человеческое лицо. Но сейчас от волнения она впала в эйфорию и сказала Эмброузу:
– Дорогой, ваш остров – это коллекция кошмаров, которые снаружи очаровательны, а внутри безобразны. Но разве здесь не произошло нечто ужасное в не столь отдаленном прошлом, настоящее убийство? Расскажите нам о Дьявольском котле.
Эмброуз старался не смотреть на нее. Один из черепов лежал отдельно от других, и он, обняв белый шар ладонями, попытался втиснуть его обратно на положенное место. Однако передвинуть его не удалось и вдруг челюсть отвалилась прямо у него в руках. Он затолкал ее обратно, вытер руки о платок и сказал:
– Больше тут нечего смотреть. А история эта довольно мерзкая. Она может быть интересна только тем, кому нравится думать о страданиях другого человека и представлять их.
Но это предупреждение и намек на неодобрение с его стороны Кларисса пропустила мимо ушей и вскричала:
– Дорогой, не будьте таким строгим! Этой истории как минимум лет сорок, и я все равно о ней знаю. Джордж мне рассказал. Но я хочу видеть, где все произошло. К тому же у меня к этому делу личный интерес. Джордж в то время был на острове. Вы знали, что Джордж был здесь?
Эмброуз коротко ответил:
– Да, знал.
– Как бы там ни было, вы вполне можете с нами поделиться, – произнесла Роума. – Кларисса не оставит вас в покое, пока вы этого не сделаете, к тому же все мы имеем право удовлетворить свое любопытство. Разве может быть что-то хуже этого места?
Все остальные молчали. Корделия подумала, что Кларисса и ее кузина не могут быть союзницами, даже когда речь идет о необходимости убедить кого-то в чем-то, и задалась вопросом, действительно ли Роуму разбирает любопытство или она готова слушать эту историю, чтобы наконец выбраться из склепа. В голосе Клариссы послышались жалобные нотки, как у капризного ребенка.
– Пожалуйста, Эмброуз. Вы обещали, что когда-нибудь расскажете. Почему не сейчас? В конце концов, мы уже здесь.
Эмброуз взглянул на сэра Джорджа. Казалось, он надеялся получить его согласие или по крайней мере хоть какой-то комментарий. Но если он и надеялся на поддержку Ральстона в споре с Клариссой, то его ждало разочарование. Лицо сэра Джорджа осталось беспристрастным, он со спокойным видом лишь наблюдал за происходящим.
– Ладно, если настаиваете, – нехотя согласился Эмброуз.
Он провел их к низкой двери в западном конце склепа. Дверь была сделана из дуба и почти почернела от времени, доски скрепляли между собой прочные железные полосы, а закрывалась она на двойной засов. Рядом с ней на гвозде висел ключ. Эмброуз отодвинул засовы, потом вставил в скважину ключ. Тот повернулся легко, но пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы дверь открылась. Войдя внутрь, Эмброуз потянулся вверх и включил свет. Их взорам предстал узкий сводчатый проход, по которому рядом могли пройти только два человека. Эмброуз отправился вперед вместе с Клариссой. Роума пошла одна, за ней двинулись Корделия и Саймон. Замыкали шествие сэр Джордж и Айво.
