Если бы Фели и Даффи, услышав шум нашего взлета, бросились к окнам, сейчас я была бы для них не более чем мушиным пятнышком в отдалении.
Как всегда, – подумала я.
Но под нашими крыльями медленно проплывал сказочный игрушечный мир: холмы, поля, леса и долины, лощины, пруды и рощи. Далеко внизу на пастбищах размером с носовой платок бродили овцы.
Мне захотелось написать гимн. Разве даже Иоганн Себастьян Бах не сочинил что-то про овец?
Далеко на востоке ослепительный луч восходящего солнца отразился от реки, и на несколько секунд, пока мы поворачивали, Ифон казался сверкающей рубиновой змеей, ползущей к далекому морю.
Как, должно быть, Харриет это любила, – подумала я: эту свободу, ощущение, что ты покинул свое тело и остался лишь разум. Если только ты не птица, от тела здесь мало толку: бегать и прыгать, как на земле, нельзя, только наблюдать.
Странно, но быть авиатором – все равно что быть усопшей душой: можно смотреть на Землю, на самом деле на ней не присутствуя, все видеть и не быть увиденным.
Легко понять, почему Господь, назвав сушу землей и собрание вод морями, увидел, что это хорошо.
Могу себе представить, как старик поднимает горизонт, словно крышку дымящегося котла, и заглядывает туда красным глазом, восхищаясь Своим творением и наблюдая, что там происходит.
И правда хорошо!
Тристрам замахал рукой, указывая вниз. «Голубой призрак» круто наклонился, и я обнаружила, что вижу под накренившимся крылом странно знакомое собрание домов.
Хай-стрит Бишоп-Лейси!
Вот «Тринадцать селезней», где разместились все эти официальные персоны с вокзала: громилы из министерства внутренних дел, которые предположительно заняли все комнаты и даже чуланы, если верить Даффи, и теперь видели свои жуткие сны о власти.
А внизу в Коровьем переулке располагались Бесплатная библиотека Бишоп-Лейси и Ивовый дом Тильды Маунтджой, в свете раннего утра еще более безвкусно оранжевый, чем обычно.
Мы уже описали половину огромного круга по часовой стрелке и теперь снова поворачивали на восток. Впереди я видела Изгороди – своеобразный изгиб реки на краю нашего поместья, и мне стало интересно, что бы подумали Хромцы, представители своеобразного культа, некогда крестившие своих детей в этом самом месте, если бы увидели, как наш летательный аппарат внезапно появился в небе.
Немного к востоку вдоль реки в сторону Гуджер-хилл пролегала Канава. Мы с «Глэдис» столько раз съезжали с этого холма и бездыханными падали у подножья.
А вот Джек О’Лантерн – похожий на череп выступ скалы, нависающий над Изгородями. Я пообещала Лене встретиться там с ней на пикнике после похорон.
Почти прямо на востоке, в самом конце Пукер-лейн находился Рукс-Энд, и я улыбнулась при мысли о докторе Киссинге. Старый джентльмен уже наверняка проснулся и курит свою первую сигарету за день.
Вероятно, мы могли бы устроить для него небольшое шоу: пролететь на бреющем полете, как сказали бы пилоты в Литкоте. Было бы неплохо дать понять старому школьному директору отца, что кто-то о нем думает. Я улыбнулась при мысли о том, как он будет часами гадать, кто же это.
Флавия де Люс – последний человек, о котором он подумает!
Я отчаянно помахала руками, чтобы привлечь внимание Тристрама, и показала в сторону Рукс-Энд.
Должно быть, он уже такое делал, потому что рычаг передо мной внезапно дернулся вперед и в сторону, и мы с шумом на ужасной скорости понеслись к земле, крылья свистели и ветер завывал, словно банши.
Мне хотелось завопить: «Ярууу!», но я сдержалась. Не хочу, чтобы Тристрам думал, что я трусиха.
В тот самый миг, когда я уж подумала, что мы станем постоянной деталью пейзажа, мы вышли из петли и я увидела, как наша крылатая тень проносится по каменному лицу Джека О’Лантерна. Мы перехитрили смерть.
Теперь мы лениво плыли над верхушками деревьев парка в Рукс-Энд. Когда показался дом, я заметила, что во дворе припаркованы несколько машин. Их было сложно не увидеть.
Одной из них был яблочно-зеленый «роллс-ройс», задняя часть крыши которого была так спилена, чтобы получилась импровизированная оранжерея. Вероятно, второго такого нет во всем мире.
Это «Нэнси», старый «роллс-ройс» Адама Сауэрби.
А рядом стоял угловатый мятно-зеленый «лендровер».
Лена де Люс!
Что, черт подери, она тут делает?
Почему она и Адам встретились в Рукс-Энд в такой немыслимо ранний час утра? Что эти двое могут хотеть от доктора Киссинга? Наверняка они приехали к нему.
Что еще могло привести их в этот уединенный и, честно говоря, неприветливый дом для престарелых аристократов?
Мои мысли были прерваны внезапной тишиной. Тристрам заглушил мотор «Голубого призрака», и мы начали плавное скольжение. Букшоу был прямо по курсу.
Мы разобьемся! Я уверена, ведь земля все ближе и ближе.
Но мы пролетели над воротами Малфорда, скользнули над верхушками каштановых деревьев в аллее и приземлились на Висто так же нежно, как муха-однодневка на розовый лепесток.
– Ну как? – спросил Тристрам. Мы уже остановились, и он выбирался из задней части кабины. – Что ты думаешь?
– Очень познавательно, – ответила я.
22
– Доггер, – спросила я, – что могло побудить Адама Сауэрби и Лену де Люс поехать в Рукс-Энд еще до рассвета?
– Не могу сказать, мисс Флавия.
– Не можешь или не скажешь?
Мои беседы с Доггером зачастую бывают такими: аккуратная игра двух гроссмейстеров.
– Не могу. Не знаю.
– А что ты знаешь?
Доггер изобразил тень улыбки, и я поняла, что ему нравится эта игра так же, как и мне.
– Я знаю, что каждый из них уехал на своей машине этим утром примерно в двенадцать минут шестого.
– Что-нибудь еще?
– И что старшая мисс де Люс – ваша тетя Фелисити – сопровождала их.
– Что?
Неслыханно, чтобы тетушка Фелисити, которая больше всего на свете любила забаррикадироваться в своей спальне, вооружившись тостером, чаем и последним триллером, носилась по окрестностям еще затемно.
Просто неслыханно.
– Куда они направились?
– Судя по всему, в Рукс-Энд, – ответил Доггер. – Предположение, подкрепленное, по крайней мере частично, вашей собственной воздушной разведкой.
Его безмятежное, совершенно невозмутимое лицо подсказывало мне, что это не все.
– И? – требовательно спросила я. – Что еще?
– Их сопровождал полковник де Люс.
