Но, в таком случае, почему Пиво дал ключи от «БМВ» Алисе, чтобы та укатила в магазин с Владимиром, а его, свежезаштопанного бедолагу, бросила под тропическим солнцем? Вопрос мучил Тодда, но боль в животе мучила сильнее, поэтому он вернулся в здание больницы и рухнул на диванчик в фойе.
Когда Дювел в форме волонтера туристической полиции прикатил на мотоцикле, Тодд спал, свернувшись калачиком.
– Дружище, ты готов ехать домой? – спросил Дювел, потрепав Тодда по плечу.
Спросонья Тодд перепугался: шутка ли, над ним склонился настоящий великан.
– Домой… Ага, конечно. Вот, вздремнул минутку.
«Здорово!» – подумал Тодд и медленно, с помощью Дювела поднялся. Амплуа крутого копа в Паттайе выделяет иностранца из общей массы, ведь большинство фарангов напоминает беглых преступников. Дювел завел мотоцикл и кивнул на пассажирское место – садись, мол. Тодд осторожно перекинул ногу через седло, Дювел подстраховал его и усадил на мотоцикл. Секунду спустя они понеслись прочь от больницы. Тодд обвил руками пояс Дювела. Болтать не хотелось, впрочем, особого значения это не имело: Дювел охотно рассказывал самому себе об отце, о матери-тайке, о службе. Тодд даже слов почти не разбирал. Он подался вперед к спине Дювела и, переживая, что его увидят на мотоцикле, нацепил дешевые солнечные очки.
– Как ты, Тодд? – спросил Дювел, обернувшись.
– Эй, следи за дорогой, не оборачивайся.
– Спасибо, что выручил Джеральда. Он очень тебе благодарен.
Тодд прильнул к Дювелу. Зашитый живот заболел так, что хоть плачь.
– Слушай, притормози, а?
– По Алисиным словам, доктора велели тебе ехать домой. Что-то ты бледноват. Как себя чувствуешь?
Тодд покачал головой.
– Высади меня у «Сентрал фестивал». Оттуда я сам домой приеду.
Волонтер Дювел глянул на своего пассажира и вскинул брови.
– Тебе нужно что-то купить?
– Да, кое-что. Потом такси поймаю.
– Как хочешь. Извини, если донимаю вопросами. Просто жертвы поножовщины обычно в большие магазины не торопятся.
– Значит, я необычный. Обожаю шопинг.
– Очень по-американски. Духу придает, настроение поднимает – мне все ясно.
По торговому залу Тодд передвигался медленно: один робкий шаг, потом еще один. Застывшие мышцы ныли и требовали болеутоляющих. Тодд остановился у фонтанчика для питья, сунул в рот сразу две таблетки и запил водой. Волонтер Дювел держался неподалеку, представляя, как его отец и Джеральд пристроились бы за Тоддом, чтобы дождаться своей очереди, проглотить таблетки и минут через тридцать радоваться жизни.
– Ты сделал для меня достаточно, – сказал ему Тодд. – Более чем. Считай, что мы квиты, – он протянул руку, показывая, что прощается.
Дювел не пожал ему руку.
– Я обещал Алисе отвезти тебя домой.
У Тодда болели даже глаза – не закатишь. Можно подумать, Алисе не наплевать. Либо он заставит добродушного великана, считающего его героем, отвалить, либо сдастся и позволит ему преследовать себя эдаким Святочным духом Прошлых лет
[17]
.
– Дювел… – начал Тодд, но осекся.
– Что, дружище?
– Ничего, пошли телики посмотрим.
Тодд заметил Алису, поднял руку, веля Дювелу остановиться, и приложил палец к губам.
– Не лезь ей на глаза; сперва посмотрим, в чем там дело, – предложил он.
«В женщинах парень вообще не рубит, – отметил про себя Дювел. – Подкрадываться и шпионить за ними – до добра это вряд ли доведет».
Алиса стояла перед телевизором «Сони» с диагональю сто восемь дюймов и разговаривала с немолодым фарангом, который не отводил взгляд от экрана. Показывали «Убить Билла. Фильм 1» – Ума Турман умело рубила и кромсала самурайским мечом японских бандитов в смешных черных костюмах с белыми рубашками и узкими черными галстуками. Кровь то брызгала, то лилась сильной струей, то слабой на пол и стены изысканного токийского ресторана.
Разговаривала Алиса с Владимиром. Даже на пороге пятого десятка тот сохранил хорошую физическую форму – плечи мощные, шея, как у быка. На груди Владимира красовалась толстая золотая цепь с подвеской – золотым же долларовым знаком размером с теннисный мяч. В вырезе рубашки курчавились черные волосы. Владимир широко улыбнулся: Ума махнула мечом и отсекла бандиту ногу. Обрубок упал в лужу крови: Владимир осклабился. Русские не подозревали, что за ними наблюдают Тодд с Дювелом – они завороженно следили, как Ума методично набивает обеденный зал трупами.
Взгляд Владимира метнулся к Алисе и снова уперся в экран.
– Ты похожа на нее, только рубишь не ноги, а яйца, – отметил он, наблюдая, как Ума отсекает японцу руку.
Определенное сходство впрямь имелось – Алиса и Ума были одного возраста, роста, с одинаковым цветом волос и вытянутым лицом, выдававшим любительницу запугивать и причинять боль. Порой Алиса гадала, не из-за сходства ли Владимир привлек к работе именно ее. В фильме, безостановочно прокручивающемся у него в голове, Алиса играла главную роль. Поэтому ответила она не сразу.
– Я пользуюсь не мечом, а девятимиллиметровым пистолетом. Да и отстреливать яйца куда эффективнее, чем отрубать ноги, согласен?
– Я имел в виду не сложение и не любимое оружие. Сила – в ней суть. Тебя не подавить и не приручить. Но то, что делает сильнее, может и ослабить.
Воцарилась тишина. Тодд воспользовался паузой – бросился к Алисе и тронул ее за плечо.
– Так и знал, что найду тебя в отделе телевизоров, – заявил он и, зажав живот, стал смотреть, как Ума Турман пронзает мечом японского гангстера.
Алиса вздрогнула от неожиданности и обернулась.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она таким тоном, словно ее засекли за ковырянием в носу. Удивленное неодобрение и гадливость – вот что читалось у нее в лице. – Шпионишь за мной?
«Видишь, парень, я был прав», – сказал себе Дювел.
– Почему ты смотришь «Убить Билла» в «Пауэр бай», а не везешь меня домой?
Владимир не удостоил вниманием ни Тодда, ни Дювела – он смотрел фильм. Алиса справится, тем более что началась ключевая сцена «Убить Билла». Ума Турман замахнулась, держа меч двумя руками, и отсекла макушку Люси Лью. У той отлетела волосистая часть головы, обнажился мозг.
– Обожаю этот эпизод, – сказал Владимир.
Тодд пытался сосредоточиться на движении меча, но таблетки подавляли активность мозга, и Умино фехтование расплывалось в невнятицу.
– Почему они не кричат, когда их колют мечом?
Тодд кричал, когда жена пырнула его ножом. Разве крик не естественная реакция на боль? Он вспомнил, как лезвие вонзалось ему в живот, вспомнил свою боль и содрогнулся. Казалось, его колют снова и снова. Тодд заметно обмяк, но Дювел не позволил ему упасть.
