— Почему его не стало?
— Я ведь не голубых кровей, — как будто не слышал вопроса Парамон. — Но сошлись мы с ним крепко. Не было дня, чтобы мы с ним не увиделись. Бывало, идешь, а он тебе издалека еще машет. Вот так-то! Недоброжелателей у него тоже было немало, храпы в основном. А тут, когда он матушку твою присмотрел, так ему и вовсе покоя не стало. Слышал ли ты такую игру — в «три косточки»?
Савелий усмехнулся:
— Доводилось.
— Она очень распространена на каторге. Играют в нее, как правило, на жизнь. А кто проигрывал, тот попадал в собственность к выигравшему. Проигравшего он мог продать, поменять, держать при себе, как раба, мог даже убить. Так вот, на каторге был такой храп по кличке Дрын, он окружил себя целой сворой таких рабов, которые кидались на всякого, на кого тот указывал пальцем. С твоим отцом у него были нелады.
— Почему же?
— Все очень просто. Меня тогда уже перевели в другое место, а твой отец остался. Вот они и конфликтовали, кому быть первым. Оба хорошо играли в карты. Дрыну пристало быть не храпом, а «игроком». Вот твой отец и предложил сыграть. Кто выиграет, тому и власть держать на каторге. Играли они четыре дня — день и ночь, выходили только по нужде и для того, чтобы поглотать чифирку. Твой отец сначала проигрывал, а потом сумел выиграть не только все его деньги, но и половину рабов. Дрын, казалось, смирился, но на пятый день прислал к нему в дом убийцу. Твоего отца спасла только случайность. Убийца споткнулся в сенях и поднял шум на весь дом. А папаша твой был не робкого десятка, да потом и каторга многому учит. Затаился за печкой и проткнул его пикой.
О страшном Парамон умел говорить обыкновенно, с таким же невозмутимым лицом он просил Душечку принести к обеду чекушку или посыпать вареную картошку свежим укропом.
— А что с трупом-то сделали?
Савелий долгим взглядом смерил воспитанника, как будто бы удивлялся его наивности, а потом, все так же обыкновенно, отвечал, как будто речь шла не о человеческих жизнях, а о кульке сардин, купленных на базаре.
— Понятно что, — пожал плечами Парамон. — Твой батюшка тоже был не один. Разрубили злодея на куски да сложили в корзины, а там снесли в поле да зарыли поглубже, чтобы никто не докопался. С тех пор он без охраны не ходил. Но через месяц достали все-таки твоего батюшку. Вызвал его как-то к себе начальник поселений. И надо же такому случиться, в это время, кроме двух рабов, у него никого не было. Да и то один из тех, что некогда Дрыну служил… Когда он к дому стал подходить, тогда его и зарезали. Царствие ему небесное, — размашисто перекрестился Парамон и поклонился в пол. — Матушка твоя горевала шибко о нем. Дважды ее из удавки вытаскивали. Последний-то раз едва откачали, из горла у нее пена пошла желтая. Что греха таить, дурная она стала. Ты уж извини меня, Савельюшка, она и раньше моралью-то не блистала, а после этого и вовсе покатилась. Ладно по мужикам бы шастала, а то ведь и тебя продала. Однажды я выкупил тебя за штоф водки. А потом твоя матушка померла с перепою. Признаюсь, Савельюшка, я все опасался, как бы ты в нее не пошел, больно уж она водочку любила. А ты нет, в батюшку вышел, а он кремень был, — уважительно протянул Парамон. — Едва только рот откроет, а сразу видно, что голова. Гляну я на тебя, Савельюшка, и только диву даюсь, ты даже ходишь так же, как он. И характером таковой. Что и говорить, на Хитровке вырос, а в дерьме не выпачкался. Вот что значит дворянская кровушка.
Часы пробили полночь, напомнив о быстротечности времени. Трактир уже заперли на щеколду, и приказчик уже в который раз бросал взгляд на именитых гостей. Половой продолжал усердно натирать ветошью столы. Похоже, что гости не торопились. Хуже всего было то, что выпроводить за порог не представлялось никакой возможности. А потому целую ночь напролет старшему приказчику, осоловелому от бессонницы, придется выглядывать из-за прилавка и, мило улыбаясь, делать вид, что он несказанно рад полуночным гостям.
«А попробуй поступить иначе! — с содроганием думал приказчик. — Заявятся в трактир пара громил да перережут глотку!»
— Чего же ты замолчал, Савельюшка? — ласково спросил Парамон Миронович.
— Что ты хочешь от меня услышать, Парамон? — усмехнулся Савелий. На столе стоял бокал с пивом, здесь же, в глубокой глиняной тарелочке, лежали мелкие сухарики. К пиву Савелий так и не притронулся, а сухарик, взяв в руки, повертел, после чего с аппетитом сжевал. — Чтобы я кинулся к тебе на шею и пустил слезу?
— Ох и ершистый ты, Савельюшка, — расхохотался Парамон Миронович. — Ну в точности Николай! Лучше скажи мне, что дальше будешь делать? Вижу, что ты не успокоишься, привык быть первым. Вон газетчики пишут: за неделю вскрыто еще три сейфа в Москве.
— Ты не радуешься моим удачам? — улыбнулся Савелий.
— Да боюсь, как бы ты в капкан не угодил. В полиции, чай, тоже не дураки сидят.
— Ничего, как-нибудь прорвемся, — отозвался Савелий.
— И чего же ты намерен делать дальше? — с лукавинкой поинтересовался Парамон.
— Пока еще не решил, — откровенно признался Савелий, — но меня очень забавляет вся эта история. Может быть, они придумают что-то еще? А пока я обожду.
И, посмотрев друг на друга, громко расхохотались.
Глава 43
— Господа, это не светский раут, это деловая встреча, которая должна расставить все точки над «i», — произнес Аристов, когда за последним гостем закрылась дверь.
В его кабинете находилось два десятка банкиров. Люди серьезные и неулыбчивые, каждый из них знал вес своему слову, а потому все как один они были малоразговорчивы.
Григорий Васильевич прекрасно знал, какую они представляют из себя силу. Каждый из них владел капиталом, вмещающим бюджет нескольких городов. Они владели огромной недвижимостью не только в Москве и Санкт-Петербурге, но имели также доходные места по всему миру, и, когда случалось бывать в Европе, хозяева гостиниц ковровыми дорожками стелились у их ног. Это кажется, что страной управляет правительство, на самом деле власть принадлежит финансовым магнатам, способным в одночасье снять с премьер-министра штаны.
С такими людьми полагалось дружить, и Аристов, как никто, усвоил эту истину.
Он улыбнулся, давая понять, что беседа пройдет доверительно, и продолжал:
— Я пригласил вас по поводу интересующего вас вопроса. С вашей стороны ко мне были нарекания. Я принимаю их все без исключения, но нельзя сказать, что мы бездействовали. Это не так. Пока мы всем сыскным отделом гонялись за неуловимым медвежатником, было раскрыто несколько дерзких ограблений. Выявлена не одна шайка мошенников и перекупщиков. Все они взяты под стражу.
— Извините, господин Аристов, возможно, все это очень интересно, и мы готовы порадоваться за ваши успехи в службе, но нас в первую очередь интересуют наши дела. Вы обещали нам подарок — выловить этого медвежатника. Но дело по-прежнему не двигается.
Аристов встал. Теперь он хорошо видел всех, даже тех, кто скромно устроился у самой двери. Среди них оказался и старик Арсеньев. Еще тот крокодил — сожрет целиком, даже косточки сплевывать не пожелает. У генерала на Арсеньева было небольшое досье, но каждый лист из этой папки стоит многого. Если Арсеньев станет совсем неуправляемым и будет добиваться его отставки, тогда можно будет передать несколько бумажек, исписанных убористым почерком, какому-нибудь ретивому репортеру. Конечно, он не сумеет добиться его увольнения, но на коммерческих делах его вторая жизнь может отразиться значительно: кому захочется иметь дело с человеком, совращающим малолеток. Дорога в высший свет Арсеньеву будет закрыта навсегда. Совсем неважно, что между любовниками вспыхнуло чувство, и, прежде чем прыгнуть в постель старика, она некоторое время обслуживала весьма влиятельных людей. Важно то, под каким углом составлены материалы.
