— С чего вы думаете, что он приходил ко мне? — хмуро рассматривал собеседника старик.
Неожиданно Аристов мелко расхохотался:
— Голубчик вы мой, ну, право, вы смешны. Неужели вы думаете, что я стал бы без всяких уважительных причин тревожить такую важную персону, как вы? Мы не просто думаем, а знаем это совершенно точно. Потому что ваш дом уже несколько месяцев находится под наблюдением полиции.
Трамвай, ощутимо тряхнув пассажиров, остановился. Посреди площади огромным перстом возвышалась Сухарева башня. Самое занятное заключалось в том, что он ехал к хозяину Сухаревки, чтобы тот помог ему разыскать Савелия. Затосковал Назар Пафнутьевич по большому делу, вот и снялся с места легкой птахой.
— Выбирайте, господин Тарасов, что для вас предпочтительнее: сырость казематов или свежий воздух московских улиц?
Салон трамвая был совершенно пуст, если не считать трех крепких молодцев, заслонивших выход. Совсем не обязательно было обладать аналитическим мышлением, чтобы догадаться об их месте службы.
Назар Пафнутьевич проглотил горькую слюну: судьба очередной раз ткнула под самый нос здоровенный кукиш. Уже через неделю тюремный парикмахер с шутками и прибаутками наполовину выбреет седую голову, а дальше его ожидает постыдное «гуляние» этапом через всю Москву.
— Был он у меня… сознаюсь. В дело звал, — спрятал глаза старый медвежатник, — только, вы же знаете, уже который год в руки отмычку не беру.
— Так-так, продолжай, голубчик, хватит хвалиться. Так какой банк в этот раз выбран?
— Сибирский, ваше скородие. Сказал, что на следующей неделе возьмет его.
— Ишь ты, какой он прыткий! — делано весело воскликнул генерал. — Уже грабить! Как же он его взять-то собирается? Сверла титановую сталь не берут.
— Говорил, что по-новому брать будет. Будто бы взорвать его хочет… кажется, про динамит упоминал.
— Про динамит? — удивился генерал. — А это что за невидаль такая?
— А шут его знает, — бесхитростно отвечал Тарасов. — Говорит, что эта штука разнесет титановую сталь на куски.
— Вот как?! — Аристов выглядел удивленным. — Однако господин Родионов большой фантазер. Ха-ха-ха! Люблю иметь дело с такими экземплярами. Чего он еще говорил?
— Больше ничего, ваше скородие, — яростно закрестился Назар Пафнутьевич. — Богом клянусь!
— Ладно, ладно, ты свои босяцкие привычки оставь. Ишь, Бога поминать надумал, — мягко укорил генерал. — Если он еще раз объявится, дашь мне знать по этому телефону, — Аристов черкнул на бумажке несколько цифр. — Да чтобы не медлил, если не хочешь в каталажку угодить.
Назар Пафнутьевич взял лист бумаги, как самый дорогой подарок.
— Непременно! Да я его, супостата, под каторгу подведу. Будет знать!
— Ну теперь ступай, голубчик, — великодушно разрешил генерал. — Место здесь приметное, а то, не ровен час, и заприметить тебя могут в моем обществе.
— Это куда же, господин начальник?! — не на шутку перепугался Тарасов.
— Домой, родимый. Ступай, пока я не раздумал.
Трое неулыбчивых молодцов, стоящих у дверей, послушно расступились, и старик устало заковылял к выходу.
* * *
Телефонный звонок дребезжащей трелью свирепо взорвал сонную тишь спальной комнаты и заставил княгиню открыть глаза.
— Боже, кто это еще может быть в такую рань? Да, я слушаю, — уверенно подняла она трубку телефона. — Кого, кого?.. Это ошибка! — зло отозвалась княгиня и жестко положила трубку на рычаг. — Ненормальный какой-то, — она кокетливо пожала полноватым плечом и, поправив сползающую бретельку, юркнула под теплое ватное одеяло.
Телефонная трель повторилась, но в этот раз она показалась еще более назойливой.
— Не бери! — мягко приказал Аристов и нежно положил широкую ладонь на крепкую, почти девичью грудь княгини.
— Как же! — мягко освободилась от нежного объятия Анна Викторовна. — Если я сейчас не подниму трубку, то телефон разбудит дворника, а он у нас очень бдительный.
— А как же твоя прислуга?
— Милый, — княгиня слегка коснулась губами щеки Аристова. — Хотя Танюша и очень предана мне, но я бы не хотела, чтобы она, пускай даже ненароком, помешала нашему уединению. Муж уехал в Петербург к сестре и сказал, что пробудет у нее целую неделю. Ты даже не представляешь, как я от него устала… Он наконец умолкнет или нет? Да! — взяла трубку Анна Викторовна. Голос у нее звучал рассерженно. — Кого, кого? — И, повернувшись к генералу, растерянно произнесла: — Гриша, это тебя!
Ладонь Григория Васильевича неохотно рассталась с гладким бедром княгини, и он небрежно взял трубку.
— Слушаю, — недовольно буркнул он.
— Это Григорий Васильевич? — Голос неизвестного звучал весело.
— Какого черта!
— Ну-ну, не стоит так сердиться, — примирительно раздалось на том конце провода, — в какой-то степени мы с вами все-таки старые приятели.
— А вы нахал!
— Не больше, чем вы, уважаемый Григорий Васильевич.
— Вы даже узнали, где я нахожусь.
— Мне нетрудно было догадаться, о вашем романе с княгиней не знает разве что ее бедный муж и последние бродяги в Москве.
Удовольствие было прервано, княгиня уже запахнула на груди халатик и длинными аристократическими пальцами разминала папироску. Генерал не переносил курящих женщин, в чем видел не только плоды эмансипации, а в первую очередь обыкновенную вульгарность. Однако это отношение никоим образом не распространялось на княгиню, и относился он к ней по-прежнему нежно, как если бы Анна Викторовна была нецелованным дитятей.
— Ну знаете, это уже переходит всякие границы, — зло прошипел в трубку генерал.
— Извините, если обидел.
— Что вы мне изволите сообщить на этот раз?
— Хочу вас уведомить, что банк будет ограблен сегодня где-то около двух часов ночи.
— Вы что, сумасшедший или самоубийца?
— А вы знаете, какой я собираюсь ограбить банк? — В трубке послышался мелкий смешок.
— Нет, но…
— Вот видите. Думаю, что самый главный наш разговор еще впереди.
Короткие частые гудки ударили в перепонки.
— Чтоб его! — чертыхнулся в раздражении генерал и зло бросил на рычаг трубку.
— Гришенька, ты чем-то расстроен? — ласково пропела княгиня.
— Я расстроен?! Да ни черта я не расстроен! Я просто взбешен!! — смахнул с себя одеяло Григорий Васильевич. — Сколько раз тебе нужно говорить, Анна, что я терпеть не могу курящих женщин!
Генерал быстро поднялся, нашел рубашку, вдел руки в рукава. С минуту глаза блуждали по комнате, выискивая среди мебели брюки. О господи! Что делает с человеком страсть — из-под подушки торчал брючный ремень. Оставалось только гадать, в какой именно момент он сунул важный атрибут одежды в постель. Повернувшись спиной к Анне Викторовне, он быстро надел брюки.
