За свои услуги Смердячий получал от Аристова еженедельно полтину. Вполне сносная сумма, чтобы прикупить табачку и смочить глотку горькой.
Смердячий был искусный агент, в этом ему не откажешь. В нем присутствовала авантюрная жила и любовь к риску, и Аристов всерьез удивлялся его неуязвимости. Только благодаря стараниям Алексея Ксенофонтовича он сумел отправить на каторгу не менее дюжины храпов и громил, закрыл с десяток картежных притонов, несколько сотен неблагонадежных выгнал из Москвы, раскрыл не менее двух десятков грабежей. Оставалось только удивляться везучести агента: менее одаренных уже через пару месяцев такой напряженной работы находили с проломленными черепами в канализационных люках.
— Может, ты хочешь вина? — неожиданно спросил Аристов. — Например, могу предложить французское вино, марочное, оно очень крепкое. О «Наполеоне» слыхал?
— Приходилось.
— Так вот, его сам Бонапарт попивал. Знаешь что, голубчик, — обратился Аристов к секретарю, застывшему столбом у порога кабинета.
Вольдемару было невдомек, отчего такая честь оказывается простому мужлану, каких на Сухаревке да на Хитровом рынке навалом. Однако он скорчил пресерьезную физиономию и живо отреагировал:
— Слушаю, Григорий Васильевич…
— Принесите нам марочного…
— Вы бы, господин начальник, не шибко беспокоились, — встрял в разговор Алексей Ксенофонтович. — Не наше это дело — винишко-то попивать барское, а мы привыкли к горькой. С водочкой как-то повеселее будет.
— Ну, тогда «Смирновки» нам, — небрежно распорядился Аристов, — да чтобы холодной была, чтоб стеклянные бока запотели, — пожелал в спину удаляющемуся секретарю Григорий Васильевич.
Через минуту стол украшала граненая бутыль с белой головкой.
— Так вы не будете возражать, если я с вами выпью? — спросил полицейский генерал, глядя в самые глаза Смердячему.
Секретарь, стоявший рядом, уверенно отвернул пробку и умело разлил водку в обыкновенные граненые стопки.
Смердячий слегка смутился.
— Да что вы такое говорите, господин начальник… за честь сочту! — потянулся он пальцами к стопке.
— Так что будь здоров, — Аристов взял свою стопку с водкой и в три глотка выпил. Прищурив один глаз, заглянул в самое донышко и картинно крякнул: — Хороша, мерзавка! Особенно с таким собеседником.
Смердячий пил водку обстоятельно, как бы не торопясь. Достойно, без всякой спешки поставил стопку на место, слегка стукнув толстым донышком.
По взгляду Смердячего было заметно, что стопки «Смирновки» мазурику явно недостаточно, и он, как бы невзначай, посмотрел на початую бутыль.
— Недурна водка, — сдержанно согласился Алексей Ксенофонтович.
Угощать дальше генерал не торопился. В душе Сиваков злился на Аристова за то, что тот не желал понять бродяжьей души. Пропущенная порция сгодится разве что для затравки, но уж никак не для утоления алкогольного голода.
Аристов слегка пошевелил пальцем, и секретарь мгновенно наполнил стопки водкой. Смердячий ждал продолжения, нетерпеливо проглатывая слюну, но вместо этого Григорий Васильевич заботливо поинтересовался:
— Про награду-то не позабыл, соколик?
— Как же можно, ваше высокоблагородие?! Десять тысяч рублев! Разве возможно про такие деньжищи позабыть?
Аристов довольно хмыкнул:
— Верно, не позабудешь. Только хочу тебе сказать, что десять тысяч рублей ты все-таки не получишь. Но тысяча твоя!
— Отчего же, господин начальник? — почти обиделся хитрованец.
— Ты как-никак жалованье государево получаешь, а потому, можно сказать, числишься человеком казенным.
— Так-то оно так…
— Вот и сговорились. Тысяча рублей деньги тоже немалые. На эти деньжищи ты можешь года полтора без просыпу пьянствовать. Так что будем считать, что торг завершен, рассказывай.
Смердячий со значением откашлялся и выразительно взглянул на стопку с водкой.
— Ладно, пей, — смилостивился генерал, — только не свались тут у меня. А то мигом на улицу выброшу.
Если кто и умеет пить на Руси красиво, так это бродяги. Опорожнить наполненную стопку для них такой же святой обряд, как для набожного человека поклониться у дверей храма.
— За ваше здравие, — слегка приподнялся Смердячий и картинно выпил, задирая высоко подбородок. — Знаю, кого вы разыскиваете.
— Как знаешь? — ахнул Аристов. — Имя говори!
— Не о том вы говорите, господин начальник. Имечко его не ведаю, а вот видеть приходилось близко. Ну вот как его, — показал он пальцем на Вольдемара, застывшего в дверях.
— Послушай, любезнейший Алексей Ксенофонтович, не стоит мне говорить загадками, — нахмурился Аристов. — Водку, что ли, с ним пил?
— Водку с ним пить не доводилось, — несколько обиделся степенный хитрованец, — а только за час до того, как вы Хитров рынок обложили, я видел, как он к Парамону зашел. И вошел в дом, как хозяин. А храпы перед ним шапку ломали. Прежде подобного подобострастия я за ними не наблюдал. Они народ гордый и чужаков не признают. А следовательно, он не только у них за своего, а еще и в старших ходит, — обстоятельно заключил Смердячий.
— Интересненькое дельце. И как же он выглядел? — сдержанно, стараясь скрыть нетерпение, поинтересовался генерал.
— Молодой, — уверенно произнес Смердячий, — франтоватый такой, — протянул он уже не без брезгливости. — Такие люди на Хитровке встречаются не часто. Мне достаточно было мельком на него взглянуть, чтобы понять — не нашенский он! Одна трость на пятьсот рубликов потянет. Такую в Санкт-Петербурге не у каждого князя увидишь. Одним словом, немалая фигура!
— Ты хорошо рассмотрел его внешность? Чего в ней было особенного?
Смердячий надолго замолчал, поскреб пятерней затылок и почти с вызовом отвечал:
— А ничего! Рожа у него самая что ни на есть обыкновенная. Ни усов, ни бороды не заприметил. Разве что холеная, — как бы в раздумье протянул он, а потом, беспомощно махнув рукой, добавил: — Ежели разобраться, так такие холеные физиономии где угодно повстречать можно.
— Толку от тебя, уважаемый Алексей Ксенофонтович, ни на понюх табаку, только зря водку жрал.
— Напраслину возводите, ваше сиятельство. Неужто вы в самом деле думаете, что я зря казенные деньги проедал? — В его голос очень проникновенно примешались нотки нешуточной обиды. — Как мог, отрабатывал.
— Вот я и слушаю тебя внимательно, любезнейший, — торжественно протянул Аристов. — Какие у него глаза, брови, рот?
— Да в темноте-то глаз и не распознать, — удрученно объявил Сиваков, соображая, что угощение на этом закончилось. А если генерал и прикажет выставить в следующий раз тарелку со щами, то она будет очень напоминать тюремную баланду. — Хитрый глаз! — уверенно объявил он.
