— Я жду.
Стараясь двигаться изящней, освободилась от нижнего белья. Стояла, не зная, куда девать руки, а он разглядывал. Удовлетворенно кивнул, подозвал к себе. Когда подошла, вдруг сильно шлепнул по пятой точке. Петра невольно ойкнула: было больно.
— Будешь кричать — заткну кляпом. Обувай. — Рука протягивала босоножки на высоченных каблуках. Размер немаленький, пожалуй, ей великоваты.
Она замешкалась всего на мгновение, если честно, соображая, не Линн ли принадлежала эта обувь. И тут же получила новый шлепок по заду:
— Я приказал обуться!
Петра мазохистка, и болевой порог у нее довольно высокий, это выяснилось, когда она связалась с бывшим любовником матери, вернее, удочерившей ее Аники Флинт, Адлером. Адлер привел Петру в подпольный клуб, где садомазо практиковалось широко, и даже заставил пройти инициацию — жуткое испытание, после которого все остальное уже нестрашно.
Но Адлер погиб, закрывая собой Жаклин от Торстейна, и теперь Петра просто тосковала по жесткому сексу, по боли, даже сильной боли. Тот, кто попробовал плеть и мучения раз и получил от этого удовольствие, больше не сможет без них обойтись.
— Руки. — Он закрепил руки Петры в наручники, чтобы не сопротивлялась. — Кляп?
Она отрицательно покачала головой:
— Я вытерплю.
— Ну-ну…
Усмешка, обещающая острые ощущения. Несмотря на то что Петра была готова и даже жаждала их, стало немного не по себе. Откуда он знает о ее пристрастиях? Хотя, что тут сомневаться, красные полосы на спине до сих пор не зажили.
— Обопрись.
Стул тяжелый и высокий, но все равно ниже ее талии, опершись, Петра оказалась практически раком. Видно, на то и рассчитано; он прикрепил наручники к спинке и подтолкнул ее ноги в разные стороны на ширину ножек. За запястьями последовали щиколотки, теперь Петра стояла прикованная к тяжеленному стулу, приставленному спинкой к массивному тяжеленному столу. Тоже логично — чтобы реквизит не ерзал. Хотя у Адлера и в клубе продумано лучше. Но здесь ведь библиотека, тяжелое распятие или массивные козлы смотрелись бы странновато.
Она стояла напряженная, ожидая, что последует — удары плеткой, флоггером или паддлом. Но получила совсем иное. Одна его рука в перчатке раздвинула ягодицы, вторая провела пальцем по ложбине между ними, смазывая вход анального отверстия, и нырнула внутрь. Пальца было три, и они настойчиво расширяли отверстие.
Было больно, и Петра невольно сжала мышцы. Его движения стали жестче.
— Я видел тебя в клубе, ты же и не такое терпела. Расслабься. Вот так…
Она действительно попыталась расслабиться, понимая, что в зажатом виде будет больнее.
— Хорошо…
Пальцы скользнули уже во влагалище, потеребили клитор. Петру просто заливало от возбуждения. Он рассмеялся:
— Готова, дорогая? Тогда вот так.
Во влагалище проникло нечто большое, но по тому, что он сам остался чуть на расстоянии, Петра поняла, что это искусственный фаллос. Теперь он развел ягодицы обеими руками и… Больно, но деваться все равно некуда, Петра попыталась получить удовольствие от этой боли, хотя он вовсе не заботился, чтобы таковое доставить, движения резкие, сильные. Хорошо, что уперта головой в спинку стула, не то непременно упала бы вперед.
Он просто трахал, и казалось, что тонкая перегородка, по одну сторону которой искусственный фаллос, а по другую его, сейчас просто порвется. Кончил с удовольствием и даже рычанием. Она из-за боли кончить не смогла.
Освободившись, он некоторое время сидел рядом в кресле с закрытыми глазами, потому усмехнулся:
— Ты не кончила? Тебя просто так не заводит?
Не успела Петра подумать, что вряд ли то, что случилось, можно назвать «просто так», как услышала продолжение:
— Тебя нужно выпороть, чтобы завелась? Хорошо, сейчас отдохну и выпорю, а потом еще раз трахну. Потом снова выпорю и снова возьму. И так, пока мне не надоест. Но тебя заставлю терпеть плеть и кончать еще раз десять, поняла?
Она промолчала и получила сильный шлепок.
— Я спросил, понятно ли?
— Да…
— Ты сама напросилась. Разве можно девушке плыть на остров с молодым мужчиной? Тем более если я знаю, что ты любишь боль. Любишь ведь?
— Да.
— И завидуешь Линн?
— Да.
— Не завидуй, получишь сполна, то, чего и она не получала, получишь.
Он действительно отходил ее пятую точку флоггером, Петра возбудилась и кончила прямо под хвостиками.
— Эй, почему сама?
Вошел снова сильно и жестко, но она снова кончила. Ему понравилось:
— А ты ничего… Но больше этим в библиотеке мы заниматься не будем, не то место. Пойдем в комнату.
Наручники он не снял, а на поножах только отпустил цепь, чтобы могла делать шаг побольше. Петра, чуть запинаясь и стараясь не греметь цепочкой, двигалась за своим хозяином. Он только усмехнулся, оглянувшись. Скованная наручниками и поножами обнаженная девушка с растрепанными волосами и красными ягодицами выглядела весьма примечательно.
Комната оказалась странной. Здесь явно жила женщина, все подчеркнуто женственное.
— Здесь ты будешь жить и ждать меня.
От продолжения мучений Петру спас звонок его телефона.
Пока он говорил с кем-то, удалившись в коридор, Петра огляделась. Здесь жить? Но ее же будут искать.
Она так и сказала, он кивнул:
— Сейчас все сделаем. Постой пока.
К распятию Петре не привыкать, а крюки для него нашлись на стене под постерами и внизу за двумя небольшими тумбочками.
— Да, еще вот это, — на соски прицеплены зажимы с довольно весомыми грузиками. Грудь сильно потянуло вниз, было больно, и она снова возбудилась.
Он это заметил, с интересом посмотрел в лицо, усмехнулся:
— Ну ты и…
Освободил ноги от поножей, подтянул наверх, закинул себе вокруг талии и взял ее, снова сильно и грубо, безжалостно, словно вбивая в стену, так что она ахала от каждого движения.
Он вообще не целовал, не ласкал, даже не возбуждал нарочно, был просто жесток, но от этой жестокости Петра возбуждалась еще сильнее.
Отпустив, приказал:
— Держи все, что я в тебя влил, не выпускай, не то накажу.
Но ноги снова поставил на ширину плеч и прикрепил поножами.
— Я не смогу, — прошептала Петра, пугаясь собственной смелости.
— Тогда так, — внутрь проник большущий фаллоимитатор, настолько большой, что она едва не закричала от размеров.
— Что, толстенький? А что будет, когда в зад загоню?
