Мы вошли в кабинет шефа с видом людей, готовых по первому же распоряжению, а то и просьбе, кинуться в прорубь, войти в пылающую хату или забраться на пик Коммунизма, лишь бы добыть нужный видеоматериал. Рядом с шефом за столом сидел полицейский. Его хмурая физиономия ничего хорошего нам не сулила.
Степа неловко переминался с ноги на ногу, всем своим видом демонстрируя, что готов вскачь броситься исполнять приказание шефа, а я нетерпеливо переступал с одной ноги на другую, напоминая коня перед забегом, предчувствующего большую гонку.
– Что же вы, господа хорошие, не выполняете распоряжения нашей славной полиции? – Шеф свел брови к переносице и посмотрел на нас очень строго. – Вас попросили отдать кассету с отснятым материалом, нужным для расследования очень важного дела, причем обещали ее вам вернуть, а вы? Как это все прикажете понимать? Как саботаж? Как игнорирование действий полиции? Как создание помех ведению следствия, причем умышленно? – Он немного переигрывал, но, в общем, смотрелся хорошо и достаточно убедительно.
– Извините, Гаврила Спиридонович, но я не очень вас понимаю, – произнес я и нервически дернул головой. Конечно, нарочно.
– И я, – сказал Степа и, приоткрыв рот, скривился, сделавшись похожим на придурка, которого в детстве нерадивая мама уронила с третьего этажа.
– Вот видите, – развел руками шеф и шмыгнул носом, словно дворовый пацан, – они вас не понимают. И вот с такими людьми мне приходится работать каждый день! Нехватка кадров. Набираю буквально с улицы!
– Вижу, – произнес Бровкин, недоверчиво посматривая на шефа. – Хотя пару часов назад они не производили впечатление полных дебилов.
– Господин капитан просил вас отдать кассету с записью гибели доктора биологических наук Фокина? – спросил шеф, прожигая меня жестоким взглядом. В какой-то момент мне показалось, что на моей голове даже задымились волосы.
– Просил, – подтвердил я.
– И что? – испепеляющее глянул на меня шеф.
– И мы отдали.
– Да, отдали, – охотно подтвердил Степа и открыл рот еще шире, в результате чего челюсть у него отвисла, и лицо его сделалось настолько продолговатым, что стало явно походить на огурец.
– Ребята говорят, что они отдали вам кассету, – безобидно сморгнул шеф и снова шмыгнул носом.
– Соглашусь, они отдали, – скрипучим голосом произнес капитан Бровкин, понимая, что трое мужиков, причем не самых молоденьких, просто ломают перед ним комедию. Эдакие клоуны журналистского разлива. – Да только не ту…
– Не ту? – Шеф зловеще ощерился и посмотрел на оператора: – Это правда, Степан?
– Ну, у меня в кармане лежали две кассеты, – срывающимся якобы от волнения голосом произнес Степа. – Капитан попросил отдать, и я отдал. Наверное, не ту…
– А-а, – протянул я, делая невинные глаза, – так это просто ошибка, товарищ капитан полиции. Степа вам случайно отдал не ту кассету!
– А где тогда та кассета? – спросил капитан Бровкин, едва сдерживая раздражение.
– Да, а где та кассета? – посмотрел сначала на меня, а затем на Степу шеф.
– Наверное, в камере осталась, – буркнул Степа.
– Ну так неси! – Шеф вдруг ударил ладонью по столу так, что дзинькнула маленькая ложечка в чашке из-под кофе, и громко при этом выкрикнул: – Вместе с камерой! Немедленно!!!
Капитан Бровкин от неожиданности даже подпрыгнул на стуле. Его задумчивое выражение разом исчезло. Вместо этого лицо стало презлющим, какое обычно рисуют в комиксах отрицательным персонажам.
Степа мухой метнулся из кабинета шефа и с жужжанием, точнее с запыханием, через полминуты влетел обратно, неся в руках камеру и злополучную кассету. Потом вставил кассету в камеру и нажал на просмотр. На откидном мониторчике появилось изображение завлаба Рудольфа Михайловича Фокина. Тот задыхался, хватал руками воздух, а потом повалился на пол, подергивая конечностями, словно исполнял какой-то экзотический ритуальный танец. Впрочем, так оно и было: Фокин содрогался в конвульсиях смерти…
– Это та кассета? – нарочито деловито поинтересовался у капитана Гаврила Спиридонович.
– Она самая, – кивнул Бровкин.
– Степа, вынь кассету, – приказал шеф.
Степа повиновался.
– Дай ее сюда.
Степа отдал кассету шефу.
– Вот, – произнес тот, протягивая ее Бровкину. – Берите, господин капитан, и больше не теряйте…
– Так я и не те… – начал было капитан.
Но шеф перебил его и снисходительно произнес:
– Надеюсь, наша кассета поможет вам в расследовании этого запутанного и загадочного дела.
Потом мы втроем торжественно проводили капитана до самого выхода из телекомпании, пожелав ему на прощание успехов.
– Не сомневаюсь, что у вас все получится, – подбодрил его напоследок шеф и сделал ручкой. – Только кассету снова не потеряйте…
Ай да шеф… Ну молодчик! Мало того что прикрыл нас со Степой, так сделал еще Бровкина виноватым в том, что он «потерял» вещдок. Это был, бесспорно, высший пилотаж…
– Ну, и что ты думаешь про все это? – спросил меня шеф, когда мы, уже без Степы, вернулись в его кабинет.
– Думаю, что вам нет равных в общении с не очень симпатичными гражданами, находящимися на государевой службе, – ответил я на полном серьезе.
– Да я не про то, – недовольно поморщился шеф, отмахнувшись. – Что ты думаешь о том, что случилось в этом институте неврологии?
– Имени Божевникова? – спросил я и посмотрел на шефа, сведя глаза к переносице, отчего выражение моего лица сделалось чрезвычайно дурацким.
– Хватит, я серьезно…
– Ну а если серьезно, то Рудольфа Михайловича Фокина банально убили.
– Это я уже понял. Кто? – задал шеф риторический вопрос. – И второе: почему его убили?
– Хороший вопрос, – констатировал я. – Ответить на него – значит найти мотив убийства. После чего можно приступать и к ответу на первый вопрос.
– Вот ответами на эти хорошие вопросы ты и займешься, – энергично подытожил шеф.
– Это я уже понял. А название программы вы уже придумали?
– Она будет называться так: «Можно ли победить зло», – ответил шеф.
– Кажется, я вас понимаю, – подумав немного, сказал я. – А ведь это идея… Лаборатория покойного Рудольфа Фокина занималась блокировкой участка мозга, отвечающего за зло, и достигла определенных результатов, возможно, весьма и весьма значительных. Появилась возможность улучшить человеческую природу. Сделать людей добрее, терпимее. Победа над злом уже замаячила в ближайшей перспективе, – продолжал я вдохновенно. – Но зло не сдается, оно отчаянно сопротивляется. И, в конце концов, наносит ответный удар: завлаба Фокина убивают. Так можно ли победить зло? В контексте со случившимся убийством заведующего лабораторией ваше название звучит мудро и философично. В самом названии программы уже заложено сомнение в том, что зло можно победить в принципе.
