Кирилла несколько смущала перспектива раздеваться перед малознакомой одетой женщиной. Как мальчик по вызову, ей-богу.
– Я не люблю плавать. Но если ты смущаешься, я отвернусь, – догадалась Ольга.
– Не надо.
Он приблизился к креслу, снял носки, свитер, расстегнул ширинку и стянул брюки, оставшись в черных боксерах. В подвале было прохладно. По сравнению с температурой воздуха вода казалась почти горячей. Он окунулся с головой. Оттолкнулся от кафельного дна и поплыл. Он не думал о том, как нужно двигаться. Тело двигалось само, без участия сознания. Взмах правой рукой, гребок левой, взмах левой, гребок правой, поворот головы, вдох, взмах правой, гребок левой… Движения четкие, выверенные. За последние несколько дней Кирилл впервые чувствовал себя так превосходно. Мышцы в тонусе, энергия переполняет. Жаль, бассейн маленький, не разогнаться как следует. Сделал несколько кругов и остановился у бортика, переводя дыхание.
Велецкая медленно захлопала в ладоши.
– Это было великолепно. Ты словно летел по воде.
– Да? И чувствовал себя комфортно. Может, я пловец?
– Поплавай, – попросила она. – Хочется еще раз посмотреть на это.
Кирилл с удовольствием исполнил ее просьбу. Ему и самому не терпелось повторить приятный заплыв.
Ольга не отрывала глаз от фигуры пловца. Это было завораживающее зрелище. Крепкие руки взмывали над голубой поверхностью и вновь опускались, мощно разрезая воду. Она давно не видела столь убедительной демонстрации красоты и силы мужского тела. Тоскливое волнение охватило ее. Кончики пальцев онемели, она вцепилась в спинку кресла с такой силой, что побелели костяшки.
Кирилл выбрался из бассейна. Ольга протянула ему полотенце.
– Хочешь в парилку?
– Одному мне будет скучно.
Велецкая ничего не ответила. Медленно сняла через голову вязаное платье, бросила на кресло. Следом полетели колготки. Минуту постояла в бюстгальтере и трусиках, привыкая к новым ощущениям, и направилась в сауну.
Без одежды она выглядела фантастически. Может, потому, что у нее была действительно шикарная фигура. А может, потому, что других женщин без одежды Кирилл не помнил. Так или иначе – это не имело принципиального значения. Он молча любовался красивым телом и ловил себя на мысли, что новая жизнь начинает ему нравиться.
Они провели с Ольгой весь день, ничем особенно не занимаясь. Бродили по дому, смотрели телевизор, но большей частью разговаривали. Ни о чем конкретно, о незначительных вещах. Кирилл с удовольствием слушал ее голос и следил за движением губ.
– Почему ты не рассказываешь о детях? – спросил он.
Велецкая ответила неохотно:
– У меня мальчик и девочка, им по четырнадцать лет. Они учатся за границей.
Кирилл помолчал, ожидая более развернутого рассказа, но его не последовало.
– Лаконично. Ты не скучаешь по ним?
Ольга устало вздохнула:
– Скучаю.
Он бросил на собеседницу быстрый взгляд. Ее слова звучали не слишком убедительно. Создавалось впечатление, что дети – не самая сильная из ее привязанностей. Наверное, так бывает. Не все женщины прирожденные матери.
– Тебя раздражают мои вопросы? – он улыбнулся.
– Нет. Просто я плохо себя чувствую. Я бы прилегла. Ты не обидишься?
– Я могу чем-нибудь помочь?
Велецкая покачала головой:
– Я всего лишь немного утомлена. Посплю, и все пройдет. Если хочешь, можешь остаться здесь. У тебя в доме даже телевизора нет.
Кирилл отказался. Он и так чересчур злоупотребляет ее гостеприимством. Несколько часов наедине с собственными мыслями ему не повредят. Вернулся к себе домой, сел на матрас и взял в руки записку, чтобы снова и снова пытаться разгадать заключенную в ней тайну.
Тогда
Страшно. Господи, как же ей страшно. Лиза сидела в кресле, закутавшись в шерстяной плед, и дрожала – то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Она выпила перцовой настойки, натянула вязаные носки, включила обогреватель – и все равно не могла согреться. С температурой в доме было все в порядке. Не в порядке было в душе.
Пару часов назад Лиза вернулась с опознания. Она не думала, что будет так тяжело смотреть на некогда близкого человека, окровавленного и бездыханного. В морге едва не потеряла сознание. Санитар подхватил ее и усадил на стул. Сочувственно вздохнул, предложил стакан воды. Лиза отказалась. Она бы не смогла глотнуть – горло сдавило так, что кровь прилила к лицу. Потом следователь задавал ей вопросы, она с трудом улавливала их смысл. Отвечала автоматически. К счастью, ее мучили недолго и отпустили, предупредив, что будут звонить.
Зайдя домой, сразу почувствовала холод. Странно, на улице не мерзла, а в отапливаемом помещении затряслась. Дочка выбежала навстречу, захотела на ручки. Лиза нашла в себе силы лишь на то, чтобы попросить няню увести девочку в детскую и занять ее чем-нибудь, пока она сама не придет в себя. Няня горестно кивнула, – она уже знала об убийстве хозяина.
Собственная реакция на смерть мужа испугала Лизу. Не она ли спланировала убийство и получила желаемый результат? Так откуда это странное состояние, откуда непрекращающаяся дрожь? Ведь решение было правильным. Все ее решения правильны и разумны. Лиза не могла ошибиться. Обдумывала свое намерение долгие месяцы и пришла к логическому заключению. Просчет исключен. То, что сейчас происходит, – не что иное, как реакция на стресс. Лиза не учла простую деталь: она всего лишь человек. Даже у самой волевой личности эмоции иногда прорывают выстроенные разумом преграды.
Страх, смятение, растерянность и сотни других чувств перерастали в панический ужас, обволакивали изнутри колкой изморозью. Лиза ощущала себя хрупкой стеклянной вазой с водой, забытой на улице. Ледяной ветер пробирался сквозь тонкие стенки; еще несколько минут, и ваза расколется на части…
Что же она наделала? Этот мужчина любил ее. Оберегал. Доверял. Каждую ночь она слышала его дыхание. А теперь он мертв. И больше никогда не обнимет ее. Никогда не улыбнется. О господи…
Лиза не считала себя плохим человеком. Ее раздражали поверхностные суждения обывателей о добре и зле. Людей, живущих душевными порывами, принято относить к положительным, а тех, кто руководствуется разумом – к отрицательным. Нелепое деление. Большинство бед человечества произошло именно от неумения контролировать свои эмоции. Да. Лиза не считала себя плохой. Но сейчас в голову закралась ужасная мысль: разве некоторые ее поступки не омерзительны? Они продиктованы логикой, и эта логика ориентирована на защиту ее интересов. Нередко от Лизиных решений страдали другие люди. Резонно отметить, что каждый в ответе за собственное счастье. И если кому-то не хватило сил противостоять враждебному напору, то ничего не поделаешь. Таков закон эволюции: выживает сильнейший. Лиза часто повторяла эту фразу. Но в данный момент это не помогало.
