Ради дочери Лена продолжала работать на организацию, хоть ей это давалось и нелегко. А Эрик начал мстить. Он лишь изображал покорность, разрушая структуру изнутри. О том, что его дочь жива, он узнал случайно, семнадцать лет спустя, после смерти Лены. Но с тех пор он делал все возможное, чтобы сблизиться с Евой.
Получалось у него неплохо. Она все равно жила в собственном мире и делала что хотела. Но чувствовалось, что Эрика она больше не воспринимала как постороннего.
Все это было Оле неведомо. Вряд ли она даже представляла, что такое возможно. В ней чувствовалась преданная, ласковая жена – женщина, которая счастлива именно этой ролью. Расследования, преступления и уж тем более убийства пугали ее.
Именно поэтому было вдвойне удивительным, что она отправилась путешествовать в таком состоянии. Может, риски не сумела оценить? Или не представляла, что будет так тяжело?
Теперь уже поздно было рассуждать, потому что самолет поднялся в воздух и летел в Москву. Да и Лиза радовалась, продолжая ворковать что-то про лоскутное одеяло деревьев и облака. А вот Вика постоянно наблюдала за своей соседкой.
Было очевидно, что Оле плохо, но держалась она достойно. Просила много воды, часто вытирала с лица пот, периодически удалялась в уборную, но вслух не жаловалась.
Только дальше что будет? Перелет закончится, но они ведь не в комнате прилетели отсиживаться! Как Оля будет гулять по Москве в таком состоянии?
Вика понимала, что это не ее дело. Все-таки взрослая женщина с ребенком, сама разберется! Но на душе все равно было неспокойно, хотелось отвесить мужу Оли увесистый подзатыльник. Отправить жену в таком состоянии в Москву – чем он думал вообще! У них были проблемы в семье, нельзя разочаровывать ребенка… так почему все это делается за счет не до конца оправившейся после операции женщины?
Лезть в их семейные дела слишком глубоко Вика не собиралась. Но для себя уже решила, что все возможное со своей стороны она для Оли сделает.
* * *
В коридорах царил специфический запах, характерный для старых зданий и мест, где хранится много бумаги. Это было привычно, все еще привычно даже после стольких лет в другой профессии, однако ностальгии не вызывало. Вадим никогда не жалел о том, что ушел из полиции, которая в те годы еще была милицией.
Нет, в профессии он не разочаровался, потому в принципе ничем другим не очаровывался. Просто жизнь сделала крутой поворот, изменились обстоятельства, пришлось меняться и ему. Тогда ритм был такой, что на жалость к себе не оставалось ни секунды. Потом стало попроще, однако время прошло, и жалость отпала сама собой.
О прошлом напоминали разве что полезные знакомства, которые сохранились до сих пор. Те его коллеги, которые остались в профессии, сейчас стали большими начальниками. Ему, руководителю службы охраны, это было на руку.
Да и просто увидеться со старыми друзьями – событие хорошее. Приятную беседу Вадим считал обязательным бонусом к сегодняшним деловым переговорам.
И просчитался.
Уже с первых шагов по кабинету стало понятно, что случилось нечто крайне неприятное. Человек посторонний и непосвященный мог и не заметить, но Вадим слишком хорошо разбирался в таких вопросах. Он мгновенно заметил и мрачный взгляд, и нахмуренные брови; закрыв за собой дверь, он повернул в замке ключ.
– Что за интимную обтановку ты создаешь? – усмехнулся Андрей.
– С тобой, товарищ подполковник, интима не будет, – отозвался Вадим. – У тебя тут атмосфера концлагеря. Проблемы?
– Нет, знавали мы времена и похуже. Проходи, садись.
Медлить Вадим не стал, занял стул для посетителей. Андрей, ни о чем не спрашивая, достал из нижней полки пару рюмок и бутылку коньяка. Вадим вопросительно изогнул бровь:
– Говоришь, нет проблем?
– Говорю, что нет. У меня. Но происходит какая-то чертовщина на моем участке, а мне это не нравится.
С нервами у подполковника было все в порядке, в этом Вадим не сомневался. Так что уж если его выбили из равновесия, причина должна быть серьезная. Не грабеж какой-нибудь и даже не бытовое убийство, на это начальник столичного РУВД и так насмотрелся. Такого человека сбитым голубем не расстроишь!
– Что произошло-то?
Вадим не только хотел узнать причину, но и испытать ситуацию. Если Андрей отмахнется и перейдет к обсуждению их дел, значит, все не так плохо. Но если ответит, то его это серьезно задело.
Подполковник ответил:
– Русика у нас тут убили…
– Что за Русик? Друг твой?
– Упаси боже. Это так, ворюга местный… был. Из тех шакалят, что с детства по тюрьмам. Я его задерживал, еще когда опером был… да мы еще с тобой вместе работали!
– Не помню такого.
В этом Вадим не видел ничего удивительного. Он и не собирался помнить всех уголовников, которых успел задержать.
– Да и не суть, – отмахнулся Андрей. – Я его сам давно не видел. Он из обыкновенного домушника на рост у нас пошел, только богатые дома грабить стал!
– Робин Гуд?
– Ну, с тем исключением, что деньги он раздавал не бедным, а барменам и проституткам. Я про эту шваль и думать забыл, а вчера у меня на участке его труп нашли.
– И что? – Вадим все еще ничего не понимал. Ситуация по-прежнему выглядит слишком сентиментальной для подполковника полиции! – Ты затосковал по старым добрым временам охоты на Русика?
– Да сам Русик тут вообще ни при чем! Ты на это посмотри!
Андрей передал ему конверт с фотографиями. Не то, что обычно показывают гражданским, но Вадим прекрасно понимал, что его случай – особый. Поэтому удивления он не почувствовал и просто достал пачку снимков.
Что ж, это объясняло настроение Андрея. На городских улицах такое нечасто увидишь.
Покойник был в ужасающем состоянии. Если бы Вадим не знал, что это одно тело, подумал бы, что резня была с многочисленными жертвами. Куски трупа были разбросаны по всей залитой кровью подворотне.
Даже на снимках зрелище было не для слабонервных. То, как все это смотрелось в реальности, и представлять не хотелось.
– Труп в целлофане был, – пояснил подполковник. – Но собаки добрались и растащили.
– На куски тоже они порвали?
– Смеешься? Уличные дворняги – и вот так? На куски он порван уже был… Черт…
– Что эксперты говорят?
– Что смерть наступила в результате сердечного приступа. А уж чем он был вызван, болью или страхом, сказать сложно… Там, похоже, все сразу было. Его ведь не рубили на куски, Вадик. Его в буквальном смысле разорвали.
Вадим смотрел на снимки – и верил. Даже если исключить последствия ночного пиршества дворняг, видно, что края ран слишком неровные для лезвия. Бедняге оборвали кисти рук, сами руки до локтя, ступни, ноги… Да и от горла его осталось кровавое месиво.
