Шум, гул, хохот, шарканье ног, непривычные запахи, то острые, то сладковатые, звон автоматов, сотни жующих челюстей, какие-то баллончики, бутылочки, пакеты… Нигде, однако, ни пылинки, ни соринки.
– Сколько народа… – пробормотал он, глядя на стремящийся к аркам поток. – Что они делают? Куда идут? И зачем?
– Ты не помнишь? Мы здесь бывали, – сказала Эри, махнув в сторону декоративного кремля. – Это Колонны Развлечений, и в одной из них – филиал Лиги, которой ты принадлежишь. Ты ее потомственный подданный.
– Я принадлежу лишь самому себе, – заметил он, поворачиваясь к бело-зеленому дворцу. – А там что такое? И что висит вверху, над площадью?
– Вверху – сеть безопасности, а те зеленоватые стволы – ГенКон.
Он брезгливо поморщился:
– Шарага, где делают одалисок?
– Точно.
От шума, суеты и запахов у него кружилась голова. Он не любил находиться в толпе и даже глядеть на людские скопления; ему казалось, что в них человек теряет индивидуальность, уподобляется букашке среди других бессмысленных букашек, ползающих взад-вперед в огромном муравейнике. Это вызывало еще одну, столь же неприятную ассоциацию: нависший над муравейником сапог, который может опуститься и раздавить его вместе со всеми обитателями.
Видимо, он побледнел – Эри смотрела на него с тревогой.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как дерьмо в проруби… Где тут можно выпить? Хотя бы вашего вина из слив?
– Сейчас. Подожди меня здесь. Я принесу.
– Зачем? Вот автомат. – Он покосился за золотистую пивную банку.
– Этот для другого. Жди!
Эри исчезла, растворившись в толпе, а он, шагнув к автомату, стал с интересом его рассматривать. Широкий цилиндр, примерно по грудь; в верхнем торце – отверстие, еще одно, поменьше, сбоку, и рядом – панелька с кнопками и надписями. Их удалось прочитать, но смысл оставался темным: «веселуха», «звени-уши», «писк», «стук-бряк», «рыло-в-пуху»… Любопытные названия! Кажется, тот врач из Медконтроля, Арташат, что-то говорил о «веселухе»… Какой-то напиток? Или наркотик?
Внезапно он понял, что окружен компанией из пятерых людей, молча и с нехорошим интересом взиравших на него. Три парня, две девицы, обе темноглазые, с обнаженной грудью и коротко стриженными волосами… Парни одеты поосновательней, но одежда странная – тонкое облегающее трико ярких расцветок, лиловой, розовой и синей. Как тот, из поезда, в желто-алом, вспомнилось ему. Он пригляделся и вдруг сообразил, что их одежда не из ткани и даже не одежда вовсе, а краска, напыленная на кожу. Кроме краски, были башмаки, передники на бедрах, широкие ремни и неизменные браслеты.
«По погоде вырядилась молодежь, – мелькнула мысль. – Климат в куполе стабильный, температура – двадцать пять по Цельсию, ни холода, ни зноя, ни ветра, ни дождя… Брызни краски от шеи до задницы и гуляй в передничке, как египтяне при Тутмосах и Рамсесах… Чего им только нужно, этим раскрашенным голышам?»
Одна девица подмигнула ему, другая оскалилась в ухмылке, поглаживая сосок на пышной груди. Вокруг сосков была татуировка: кольца из змеек или червячков, вцепившихся в хвосты друг другу.
Лиловый придвинулся к нему поближе, Синий и Розовый встали с обеих сторон. От Лилового пахло чем-то приторным, неприятным.
– Чего уставился, штемп недорезанный? Емово есть?
– Емово? Что за емово?
– Не пехтурь! Суй обруч в дырку, таракан!
Он снова не понял.
– В какую дырку?
– Сюда, моча крысиная!
Его схватили за локоть, развернули, толкнули, и рука с браслетом вошла в отверстие рядом с панелькой. Одновременно он почувствовал, как под лопатку уперлось что-то острое, шило или лезвие ножа. Нож, кажется, держал Лиловый, Синий вцепился ему в локоть, а Розовый лихорадочно тыкал кнопку на вспыхнувшей неярким светом панели.
– Скорее, – прошипела девушка, ласкавшая сосок, – скорее… «Шамановки», Турин, накапай… «шамановки» или «отпада».
– Пситаб еще не примеряла? Откуда здесь «шамановка»? – буркнул Розовый. – Здесь только…
Он не закончил – из отверстия в торце с тихим звоном поднялся небольшой серебряный баллончик, затем еще и еще. Розовый жадно схватил их, перебросил девушкам, снова потянулся к кнопке. Нажать, однако, не успел – чья-то ладонь ударила его за ухом, и тут же раздался болезненный вскрик Лилового. Они повалились на землю; Синий, выпустив Дакара, размахнулся, но получил коленом в пах и, скорчившись в три погибели, застонал.
– Тебя и на минуту нельзя оставить, – послышался голос Эри. – Ну-ка, банку подержи! Мешает!
Отступив от автомата, он машинально принял баночку с вином. Эри стояла слева от него, потирая ладонь о ладонь и насмешливо глядя на парней, ползавших у ее ног. Он не видел их лиц, только затылки и спины, синюю, лиловую и розовую, но, вероятно, досталось им крепко: Розовый хрипел и мотал головой, Синий держался за промежность, а пальцы Лилового были в крови.
– Я тебе, крыса, законопачу щель!.. – стиснув кулаки, пробормотала девица с татуировкой и двинулась к Эри, но другая вцепилась ей в пояс:
– Ползем отсюда, идиотка! Не видишь, напоролись на Охотника!
– Ползите, ползите, – проворковала Эри, пиная в зад Лилового. – Ползите, червячки! Вчера из инкубатора, а выступают…
Кое-как поднявшись, парни юркнули в толпу. Следом исчезли девицы с тремя серебряными баллонами.
– Что это было? – спросил он. – Чего они хотели?
– Это был грабеж, а хотели они «веселухи». И получили – за твой, конечно, счет. Капсули… Теперь оттопырятся и будут счастливы до завтрашнего дня.
– Капсули… Почему капсули? Это слово что-то значит?
– Категория Свободных, живущих на пособие, – пояснила Эри. – Воздух и жилье бесплатно, квота на энергию и воду, квота на потомство плюс рацион из пищевых капсул. Потому и капсули… Идем! Хочешь туда? – Она показала взглядом в сторону ближайшей башни.
– Нет. Давай-ка отправимся в такое место, где людей поменьше. – Отхлебнув холодного сладкого напитка, он огляделся. Ни один человек из толпившихся у автоматов не обращал на них внимания – так, словно никого не грабили и никого не били. Видимо, произошедшее с ним и учиненная Эри расправа считались рядовым событием.
Спустившись с площадки, они пробрались сквозь толчею, пересекли две или три дорожки и очутились на движущейся ленте, огибавшей бело-зеленый дворец. Он молчал, вцепившись в локоть Эри, в самый надежный из якорей, какие нашлись в этой реальности. Все остальное, люди и подземный город, дома, похожие на трубы, растянутая между ними сеть и нечто крылатое в вышине, то ли машины, то ли живые твари, было таким же далеким и странным, как марсиане на треножниках, рожденные фантазией Уэллса. Большая удача, что нашлась эта девушка, его поводырь и защитник в чуждом мире!
