— Какая-то женщина просит вашей аудиенции.
— Чего она хочет?
— Она жена того самого художника, что приходил к вам сегодня утром.
— Ах, вот как! Хм… Значит, у меня имеется возможность сличить картину с оригиналом. Зови ее сюда!
— Ваше преподобие… Мне неловко напоминать вам, но за время существования нашего монастыря его порог ни разу не перешагивала женщина, — попытался возразить Себастьян.
Епископ едва заметно улыбнулся:
— Неужели ты думаешь, что этой чести не заслужила женщина, запечатленная на картине в образе Мадонны?
— Нет, но…
— Вот видишь, брат Себастьян, — перебил монаха епископ, — зови ее.
Едва Луиза перешагнула порог кельи, как Эде де Сюлли сразу осознал, что в гостье собрано все самое лучшее, чем Господь мог одарить женщину: высокая, пышногрудая, с необыкновенно свежим цветом лица, она производила впечатление смирения и кротости. Но особенно выразительны были ее глаза: огромные, слегка раскосые, будто нарисованные, они смотрели на окружающих с непроходящим укором. Только такой и могла быть Мадонна. И епископ подивился тонкой интуиции художника. Тьфу, тьфу, вовсе нет! Не иначе это промысел самого дьявола.
— Проходи, дочь моя, — негромко произнес епископ, протянув ладонь. Его взгляд остановился на покорных глазах женщины.
Оценив их глубину, епископ невольно смешался и смущенно убрал руку. Разве пристойно давать для поцелуя ладонь самой Деве Марии.
Луиза сделала несколько неуверенных шагов и застыла в центре кельи.
— Я по поводу своего мужа… Марселя, — нерешительно произнесла женщина. — Он рисовал две картины для папы римского. Вчера он их закончил, а сегодня утром пришел в монастырь, чтобы передать их вам. И больше домой не возвращался.
Ах да, ведь у Девы Марии тоже был муж… Епископ внимательно посмотрел на грудь стоявшей перед ним женщины. В этом случае беспорочным зачатием даже не пахнет — дух сладострастия витал вокруг ее фигуры разрушающим смерчем. Всего лишь на одно мгновение Эде де Сюлли испытал любовное желание. Он крепко зажмурился, чтобы отделаться от наваждения. Его приятель Доминик в подобных случаях терзал собственное тело раскаленным железом. Епископ нащупал пальцами золотой крест и с силой сжал его в ладони. Острые камни врезались в ладонь, принося спасительное физическое страдание.
— Вы говорите, он художник? — спросил епископ, взглянув на ладонь.
На подушечках пальцев выступило несколько капелек крови.
— Да, его зовут Марсель, — так же взволнованно произнесла женщина, прижав руки к груди.
— Только у меня о нем совершенно другое представление. Мне так кажется… он знается с дьяволом, — спокойно объявил Эде де Сюлли, не сводя с женщины печальных ангельских глаз.
— Этого не может быть, — в ужасе вскрикнула женщина, — мой муж — честнейший христианин. Он очень богобоязненный человек, за свою жизнь он не пропустил ни одной воскресной службы.
Епископ скучно улыбнулся.
— Дитя мое, — произнес он тихим проникновенным голосом, — все очень просто. Ты любишь его и не можешь воспринимать иначе. А ведь бес имеет многие обличья. И это всего лишь одна из форм его проявления.
— Я не верю в то, что вы говорите! — в страхе отшатнулась Луиза.
Эде де Сюлли нахмурился.
— Ах, вот оно как! Ты подвергаешь сомнению слова епископа? — И уже мягче, как будто опасаясь оскорбить ее нечаянным словом, продолжал: — В его душе поселился дьявол, и ее нужно излечить. Тебе не стоит печалиться о нем, мы сами исцелим его. Ты очень красивая, молодая, ты непременно найдешь себе другого спутника жизни.
Луиза дерзко вскинула подбородок, и епископ невольно отшатнулся — видно, так смотрела Дева Мария, когда у нее отнимали сына.
— Ваше преподобие, а может, это в вашей душе поселился дьявол!.. — бесстрашно произнесла она.
— Женщина, остановись! — в страхе отшатнулся епископ.
— Может, это не мой Марсель слуга дьявола, а вы здесь все христопродавцы! — яростно воскликнула она.
Епископ сорвал с шеи крест и, подняв его высоко вверх, закричал:
— Изыди, сатана, изыди!
— Ты и есть самый настоящий дьявол, святой отец! — грозно наступала женщина.
Даже свечи в этот момент как будто запылали ярче. Вспыхнувшее пламя осветило разгневанное лицо женщины, а над ее головой словно бы застыл нимб.
Епископ невольно перекрестился, освобождаясь от видения.
— Изыди, дьявол! Изыди!
Луиза и не думала останавливаться, она продолжала наступать, пока не загнала Эде де Сюлли в угол. Вжавшись в стену, он чувствовал горячее и яростное дыхание женщины, но глаза его предательски смотрели через распахнутый ворот прямо на высокую девичью грудь. Самое скверное было в том, что у основания шеи он заметил небольшую бледно-коричневую родинку, точно такую же, какая была у графини де Левек. Помнится, он любил целовать эту божью отметинку. Но все это было в другой жизни.
Сейчас ему хотелось сделать то же самое. Вот оно, искушение дьявола! Епископу едва хватало сил, чтобы не поддаться соблазну.
Впервые графиня де Левек отдалась ему — тогда еще почти девочкой — на отцовской конюшне, прямо на полу, под удивленными взорами лошадей. Отдалась страстно, самозабвенно, искусав при этом до крови собственные губы. И Эде де Сюлли чувствовал, что эта вот простолюдинка, так яростно наступающая на него, тоже способна на жаркие поцелуи. Если он сейчас вопьется губами в знакомую родинку… Епископ даже представил, как она обмякнет под его руками тряпичной куклой.
— Это ты дьявол! Ты!
— Себастьян! — закричал в голос Эде де Сюлли. — Забери от меня эту одержимую!
Дверь широко распахнулась, и верный Себастьян, ухватив Луизу за плечи, оттащил ее от перепуганного епископа.
— Что с ней делать, ваше преподобие? — спросил он уже от дверей.
Луиза остервенело вырывалась, но сильные руки монаха, как клешни морского краба, крепко держали ее за плечи.
— Тебе приходилось видеть дьявола? — неожиданно спросил епископ.
— Не доводилось, ваше преподобие, — после некоторого раздумья сделал признание монах.
— Тогда посмотри на эту женщину, — ткнул епископ перстом в Луизу. — Дьявол способен принимать и такое обличье. Она хотела искусить меня, вогнать в плотский грех. Ее место там, где находится другой дьявол, ее муж. Ты понял меня, брат Себастьян? — негромко, но настойчиво спросил епископ.
— Да, ваше преподобие, — отозвался монах, слегка наклонив голову.
* * *
Не дождавшись невестки, дед Филипп разложил карты. Раскладывать пасьянс было его любимым делом. Он гадал на все события и на все случаи жизни, и не было такого, чтобы карты слукавили хотя бы однажды. Свой карточный талант дед тщательно скрывал ото всех, подозревая, что он ниспослан ему самим Люцифером. Только одному ему по силам заглянуть в завтрашний день и с обнажающей прямотой поведать о человеческом конце.
