— Не балуй, не балуй!
Ноги его зацепились за ковер, и он тяжело осел на пол.
Георгий схватил с полки картину и рванулся к двери. Через парадный выход не проскочить — там извозчик. Вот кто настоящий убивец! Выскочив в коридор, Чернопятов устремился к узкой двери, она вела к черному ходу, выходящему на смежную улицу.
Оглянувшись на миг, Чернопятов успел заметить, что франт, согнувшись, вывалился в коридор.
Стараясь не споткнуться о нагромождения разного барахла на лестнице черного хода, Чернопятов, грохоча каблуками по ступеням, быстро спускался вниз. Темно. Можно оступиться.
Где-то наверху ахнул оглушительно выстрел. Так же громко отозвался другой. Что же там происходит? Может, это Парамон со своими людьми наткнулся на франта с Михаилом Архиповичем? Не исключено, что стрельбу затеял франт. Легче от этих мыслей не стало. «А, хрен их всех разберет!» — отворил Чернопятов дверь, ведущую во двор, и уже через несколько секунд был на улице.
Глава 11 Подделка картин — прибыльный бизнес
Савелия всегда удивляла привычка парижан развешивать белье во дворах, причем в самых неожиданных местах. Даже странно, что хозяйки до сих пор не завесили простынями скульптуры Лувра и не перекрыли стираными рубахами и юбками Елисейские поля.
Вот и сейчас — всего восемь часов утра, а двор завешан бельем, словно парижские кумушки вместо занятий любовью всю ночь стирали.
Пробираясь развешенное белье, словно через лабиринт, Савелий Родионов добрался наконец до подвала. Дверь была открыта, и он уверенно, громко постукивая тростью, принялся спускаться вниз.
А вот в подвале его ожидал сюрприз: дверь в мастерскую была закрыта. Он остановился и прислушался. За дверью тишина. Хотя… нет, кто-то ходит, половица скрипнула, словно вздохнула. В комнате кто-то находился. И гостей явно не ожидал.
Постояв немного, Савелий постучал в дверь тростью. Получилось громко. Оно и понятно — арочные своды, а они очень хорошо проводят звук. Никто не отозвался. Савелий решил побеспокоить хозяина еще раз, еще более громким стуком. Размеренные ритмичные удары, не уместившись в тесном пространстве, радостно вылетели наружу.
— Мсье, — громко произнес Родионов. — У меня к вам есть разговор. Я знаю, что вы находитесь в комнате. Откройте, пожалуйста, дверь. Это очень важно для вас.
Раздался скрип, осторожный и продолжительный. Хозяин комнаты топтался у порога и, очевидно, терзался сомнениями, стоит ли открывать дверь незваному гостю.
— Право, мсье, вы такой нерешительный, — удивленно сказал Савелий. — Мне даже слышно ваше дыхание. Я к вам приехал с противоположного конца города.
Негромко щелкнул замок, и через щель Родионов увидел испуганную физиономию. Его глаза никак не желали сконцентрироваться в одном месте и блуждали от одного предмета к другому.
— Чем могу быть полезен?
На мгновение взгляд незнакомца задержался на трости, которую Савелий сжимал в правой руке, а потом вновь куда-то воспарил.
— Мне бы хотелось, чтобы вы написали для меня картину.
Лицо художника, еще минуту назад растерянное, теперь покрылось болезненной бледностью. Это продолжалось всего лишь мгновение, он все-таки сумел совладать с собой и, проглотив горькую слюну, сдержанно поинтересовался:
— Мсье, с чего вы взяли, что я художник?
Теперь его взгляд был нацелен в переносицу Савелия. Он разглядывал его с таким интересом, как будто хотел запечатлеть его в памяти навечно.
Родионов усмехнулся, не спрашивая разрешения, перешагнул порог, как бы случайно потеснив художника, и ответил:
— А вы взгляните на свои руки! На них же остались следы краски.
— Верно, но…
— Никто в округе не знает, что вы художник, и сами вы сюда перебрались совсем недавно. Вы это хотели сказать?
Художник уже полностью овладел собой. Взяв со стола перепачканную ветошь, он старательно, не пропуская ни одного пальца, вытер краску.
— Предположим… Так какую картину вы бы предпочли? У меня в наличии имеются некоторые невостребованные экземпляры. Могу предложить их вам. Прошу вас. — Художник широко взмахнул рукой, как если бы приглашал не в тесную комнату с ободранными обоями, а в знаменитую галерею, стены которой украшены шедеврами.
Подрамник, чистые холсты, тюбики краски, кисти…
Вдоль стен небольшие эскизы, выполненные маслом. И еще устойчивый запах краски, которым, казалось, был пропитан не только воздух мастерской, но даже ее стены.
Савелий долгим взглядом обвел помещение.
— Значит, это и есть ваша мастерская?
При этом в его глазах было столько понимания, что и без слов становилось ясно, что он проникся осознанием того, что находится в святая святых художника. Для постороннего взгляда увиденное выглядело хаосом: нагромождение холстов, обломков каких-то предметов, множество выжатых тюбиков из-под краски, разбросанных по всему полу. Но художнику, с его воображением, все это видится совершенно другими глазами. Постороннему наблюдателю совершенно невдомек, что художник не способен творить без подобного хаоса. Для него это что-то вроде творческой подпитки. Настоящий художник не может творить без продуманного беспорядка, который является дополнением к его картинам.
А возможно, и источником вдохновения!
Савелий прекрасно понимал это, а потому на его лице застыла печать искреннего восхищения перед талантом и деяниями настоящего мастера.
— Да, — продолжил художник, — можно было бы присмотреть что-нибудь получше, но сейчас я испытываю некоторые финансовые затруднения. — Взгляд его снова вильнул. Он рассеянно улыбнулся: — Но в ближайшие дни мое положение значительно поправится. Итак, что вы желаете? — перешел он на официальный тон.
— Для начала позвольте представиться… Савелий Родионов, меценат.
— Жан Дидро. — Художник слегка наклонил голову. — У вас в роду русские корни, мсье?
Савелий Родионов сдержанно улыбнулся:
— Я и сам русский.
— Вот как? — искренне удивился француз. — У вас совершенно нет акцента.
На этот раз его взгляд не блуждал. Савелий готов был поклясться, что в этот момент Дидро внимательно изучает его. Слегка улыбнувшись, Савелий сказал:
— Просто я очень стараюсь. Знаете, мне нужна картина со сценами Страшного суда.
— Это какая же, мсье? — пожал плечами художник. — Их много, назовите мне автора, и я постараюсь скопировать ее для вас.
Разговор предстоял долгий. Жаль, если Жан Дидро этого не почувствовал. Глянув в угол, Савелий увидел стул. Придирчиво осмотрел его на предмет краски и, заметив, что он чист, не считая обыкновенной пыли, что обязательно присутствует в подобных помещениях, отряхнул сиденье и удобно расположился, закинув ногу за ногу.
