На взгляд Савелия, выбор был сделан более чем странный, и, только когда он подошел поближе и прочитал подпись, понял, что граф был прав. Полотно принадлежало одному из виднейших художников фламандской школы. Именно сейчас в Париже на них был небывалый спрос. И только одна эта картина могла принести графу не менее полумиллиона франков.
Граф, скрестив руки на груди, хмуро любовался шедевром. Причем его лицо отражало такую массу чувств, как будто он пытался решить непосильную задачу — бросить полотно в огонь или все-таки оставить его грядущим поколениям.
— Необычайно яркие краски, — произнес Савелий Родионов, остановившись рядом с графом. — Она буквально пронизана настроением.
— Вы правы, — негромко отвечал граф, чуть наклонив седую голову. — Так оно и есть в действительности. Я считаю, что такую картину мог написать только человек с необыкновенно чистой душой. Вы, я вижу, неплохой знаток картин. Разрешите представиться — граф д'Артуа. Хотя после революции все эти титулы не в моде. Но я приверженец старых традиций.
— Родионов Савелий.
— О! У вас русские корни!
Савелий улыбнулся:
— Нет, я сам русский. Эксперт по картинам.
Граф с интересом посмотрел на собеседника. Присматривался к нему и Савелий. Вблизи д'Артуа совсем не выглядел старым. Поражали глаза — большие, темно-серые, слегка навыкате и при этом необыкновенно живые. Несомненно, в молодости они могли растопить самое холодное женское сердце. И только темно-коричневые пигментные пятна на лице указывали на преклонный возраст графа.
— Вот как? Очень любопытно! — Граф даже слегка развернулся к нему. — Что вы можете сказать по поводу вот этой картины? Она настоящая или это искусная фальшивка?
Чуть призадумавшись, Савелий уверенно ответил:
— Эта картина настоящая. Но я могу совершенно точно сказать вам, что картины, которые вам сегодня принес господин Барановский, самые настоящие фальшивки! Он злоупотребляет вашим доверием, граф! — горячо проговорил Савелий.
Граф нахмурился:
— Откуда вам это известно?
— Дело в том, что я очень хорошо успел узнать этого человека. Барановский сплотил вокруг себя художников, которые подделывают для него картины, а потом он продает их состоятельным людям, таким, как вы, выдавая картины за подлинники. Это очень опасный человек! В Париже у него имеется несколько подпольных мастерских, где работают прекрасные художники.
— Право, я удивлен, — растерянно произнес старый граф. — Такой солидный господин. Почему же в таком случае им не займется полиция?
Губы Савелия тронула легкая улыбка:
— Этот вопрос не ко мне. Этим делом занимается некто комиссар Лазар. Вам бы следовало обратиться к нему.
— Хм… Вмешивать в это дело полицию… Хотя, возможно, придется так и поступить. В любом случае, большое вам спасибо, господин… — наморщил д'Артуа лоб.
— Родионов.
— …господин Родионов.
— Честь имею. Мое дело предупредить вас об опасности.
— Очень признателен. Был рад знакомству.
Савелий вышел из галереи и, беззаботно размахивая тростью, направился к ближайшему скверу. Галерея размещалась на втором этаже замка д'Артуа. Из высоких сводчатых окон хорошо просматривался не только двор, заросший акациями и старыми каштанами, но и противоположная сторона улицы. Савелий чувствовал, как ему в спину смотрит по крайней мере пара заинтересованных глаз. Стараясь разыграть безразличие, Савелий с интересом посмотрел вслед хорошенькой девушке. Еще десять таких же неторопливых шагов, и он скрылся за высокими кустами акации. Отсюда его уже не рассмотреть, как ни вытягивай шею.
Савелий аккуратно раздвинул кусты и увидел, как из галереи торопливым шагом вышел мужчина. Уж не слуга ли это графа? Взмахнув рукой, он поймал проезжавшую пролетку и, быстро вскочив в нее, коротко назвал нужный адрес. Пролетка, рванувшись с места, понесла пассажира в сторону Монмартра.
В нескольких шагах от сквера его дожидался Мамай.
— Кто это был, не рассмотрел?
— Нет, хозяин. Куда едем?
— Гони за той пролеткой!
— Мигом, — поднял вожжи Мамай и тронул застоявшихся лошадей.
Пролетка маячила метрах в пятидесяти впереди, и лошадка резво барабанила копытами по серой брусчатке. Наконец она замедлила бег и скоро остановилась. Пассажир небрежно сунул кучеру несколько франков и сошел с пролетки. Не оглядываясь, он уверенно направился по улице Винцента, и, пройдя сотню метров, свернул в угловой двор. Савелий подождал, пока он скроется в глубине, и направился следом.
— Меня не жди, — обронил Савелий Мамаю, — доберусь сам. Лучше присмотри за Елизаветой. Мало ли что…
— Как скажешь, хозяин.
Двор выглядел пустынным. Савелий осмотрелся. Уже заметно стемнело, в небе ярче засветился лунный серп. В воротах мелькнула чья-то тень. Савелий замер. Никого. Может, все-таки показалось? Очевидно, ветер колыхнул верхушки деревьев, вот тень и упала прямехонько на створчатые ворота. Уже более не таясь, Савелий уверенно стал подниматься по лестнице. На втором этаже послышались удаляющиеся шаги. В конце коридора хлопнула дверь.
Савелий, стараясь не шуметь, направился следом. Прислушался. За одной из дверей раздавались приглушенные мужские голоса. Савелий торкнулся в соседнюю дверь. Закрыто. Уже легче. Достав отмычку, мгновенно отворил ее. Это была кладовка, где находились старые, пропахшие плесенью вещи, в стене — ниша в рост человека. Родионов протиснулся в нее не без труда. Отсюда прекрасно было слышно каждое слово, раздававшееся в соседней комнате. Просто какая-то потайная комната.
— Вас не было…
— Я уезжал на некоторое время из Парижа, — перебил гость. — Вижу, что вы меня не ожидали. Тем лучше! Люблю сюрпризы. У вас все готово?
— Почти, осталась только самая малость.
— Тянете! Все сроки уже вышли, — раздался раздраженный голос. — Вы должны были сделать все еще два дня назад.
— Работа не шла. А потом у меня были веские причины, — голос собеседника звучал слегка виновато.
— Знаю я все ваши веские причины! Ухлестывали за какой-нибудь кокеткой! А они отнимают не только время, смею заметить, но и деньги! Имейте в виду, я вам не дам ни франка до тех самых пор, пока вы не сделаете то, что нужно.
Голос перешел на зловещий шепот, даже через перегородку чувствовалось, как сильно разозлен говоривший.
— Сейчас мне нужны картины!
— А как же предыдущая картина, которую я передал вам на прошлой неделе? Я над ней очень серьезно поработал. Мне удалось ее состарить. Она смотрится как настоящая!
— Бездарная фальшивка!
— О чем вы говорите!
— Вы еще спрашиваете?! На баронессе, изображенной на этой картине, были украшения восемнадцатого века. А вы какой век рисовали? Пятнадцатый!