С «открытого пространства» и начались мытарства. Я проигнорировала недвусмысленный приказ не высовываться – выскочила по инерции на опушку. Не таким уж безразмерным было это пространство – за минуту можно проскочить. Трава по колено, желтые одуванчики сплошным ковром. Приятные запахи, которых не было в лесу. Природа благоухала, дышала красками после дождя. Я точно помнила, что осмотрелась, прежде чем рвануть вперед. Здесь не было ни одной живой души. Антон что-то буркнул – мол, куда без приказа? – но припустил за мной, выражаясь сквозь зубы. Рев мотора прозвучал как гром среди ясного неба! Я по инерции бежала дальше – да что там говорить, мчалась как стрела! А справа, из-за изгиба лесного массива, в чистое поле выпрыгнул открытый джипчик «Судзуки»! Он был набит людьми, они ликовали и вопили. Джип мчался наперерез, прыгая по кочкам – уж мощности и клиренса у этого авто хватало. Я затормозила, как разогнавшаяся фура на тонком льду, страх резанул по мозгам. Знакомые личности в салоне джипа! Члены «элитарного клуба», блин! Судьба неумолимо приближалась, гремя рессорами. Я что-то орала, кинувшись обратно, и окончательно шизанулась от страха, обнаружив, что Антона нет. Нигде нет! Куда он делся? Успел смотаться в лес, трус несчастный?! Я вертелась, кричала, но его, хоть тресни, не было! Скачка́ми я помчалась к опушке, но и джип сменил направление – теперь он ехал, четко вклиниваясь между мной и лесом, отрезая дорогу! Пассажиры хохотали, улюлюкали. Все как на подбор знакомые персоны. Опухшие пьяные лица, воспаленные глаза. Я заверещала болотной выпью и припустила вдоль опушки, уходя от столкновения.
– Смотри-ка, братва, а эта шалашовка еще жива! Ай да Эльвира, было же ей видение! – горланил Михеич, колотя кулаком по стальной раме.
– Айн, цвай, полицай! – хохотал капитан Шалашевич, окончательно потерявший за эти сутки образ положительного мента. Но справляться с баранкой у него пока получалось.
– Что, родная, штанишки поменяли цвет? Куда так бежишь? Подожди, не оставляй нас! – выкрикивал во все воронье горло майор Калинин.
Они уже догнали меня, катили параллельным курсом, едва не отталкивая, дружно хохотали. С пассажирского сиденья скалился капитан Плющихин. Его физиономия тряслась напротив моей.
– Давай, милая, давай же, поднажми! – хихикал он. – Ты должна это сделать, сделай это! Мужики, мне ее жалко, эх, была не была!
Он начал привставать с сиденья, вцепился в проржавевшую раму кузова. Я ужаснулась: этот черт на ходу собрался на меня спрыгнуть?! Остальных это тоже позабавило.
– Давай, Плющихин, растряси жирок! – хохотал Калинин. – Оседлай ее, покажи ей, в чем сила русского мента!
– Первый, пошел! – срывался на фальцет Михеич.
– Хьюстон, Хьюстон, у нас стыковка! – гаркнул Плющихин, – В атаку, звездная десантура!
И прыгнул на меня, растопырив клешни! А я как будто чувствовала, по какой траектории он полетит. Скорость джипа была небольшой, ничем особенным Плющихин не рисковал. Но я вдруг свалилась на колени, хотя ничего такого и не планировала! Сила инерции потащила меня дальше, я содрала ладони в кровь, пропорола живот, но это уже было не важно. Туша «десантника» просвистела перед носом. Он завизжал от страха, обнаружив, что стыковки с «летательным аппаратом» не предвидится, и повалился в траву, махая конечностями. Экипаж машины боевой разразился хохотом. Я корчилась в траве с отбитыми внутренностями, пыталась привстать. Охал и стонал Плющихин, он стоял на четвереньках, из расквашенного носа текла кровь. У капитана был шок, причем серьезный.
– Первый блин комом, блин! – ржал Шалашевич, выкручивая баранку. – Гей, Плющихин, ты чего там, самоубился, что ли?
Машина сделала лихой разворот, левые колеса оторвались от земли – и встала, точно вкопанная. Из нее посыпались улюлюкающие бандиты «при исполнении». А у меня усталые ноги обросли чугунными гирями, я сидела в траве, обливаясь слезами – одна-одинешенька на всем белом свете, потрясенная, выжатая, уже не в состоянии куда-то бежать. Бандиты замыкали полукруг, неспешно подходили, позвякивая ружьями, болтающимися на плечах. Они похабно лыбились, гоготали, сплевывали.
– Что, Плющихин, не прокатил план Барбаросса? – изгалялся Шалашевич. – На кошках тренируйся, придурок! Мужики, вы только гляньте, какой у нас тут шалман!
– Берем от жизни все, чего нельзя? – упражнялся в остроумии Калинин. – Пока Эльвира не видит?
– Точно, пацаны, – вторил Михеич. – Давайте ее прямо здесь отчебучим и прикончим? С элементами, так сказать, физического бескультурья, кхе-кхе… Не выпускать же ее из леса? Она такой напраслины на нас возведет! А Эльвире так и скажем: оказала, дескать, упорное сопротивление при задержании – вон, Плющихин не даст соврать. И применили, как говорится, высшую меру социальной защиты.
Они уже топтались над моей застывшей душой – растягивали удовольствие.
– Нет, пацаны, как бы этого ни хотелось, а придется эту курочку доставить Эльвире в строгом соответствии с законом, – сказал Михеич, опускаясь передо мной на корточки. – Она ведь приказала: делайте с ней что хотите, но чтобы руки шевелились. Автограф твой хочет заполучить, важная ты для нее персона. Цель номер один, так сказать. Слушай, ты расслабься, чего такая зажатая? Все кончилось, самое время расслабиться и получить удовольствие. Мы тебе поможем. Ну, что братва, налетай, пока не остыло?
И тут что-то просвистело в воздухе – из ниоткуда материализовалась отлично «сбалансированная» сучковатая коряга. Она шарахнула Михеича по виску, и капитан полиции повалился замертво, успев лишь сдавленно охнуть. Энергия броска была такой, словно выстрелили из гигантской рогатки. Михеич не шевелился, разбитый висок окрасился кровью, из приоткрытого рта надувался «мыльный» пузырь. «Ну, все, – почему-то подумала я. – Дай вот мужику рогатку».
– Во, блин! – изумленно выдохнул Калинин. – Рояль из кустов, ни хрена себе…
Оборвалась минута молчания. Дошло до обоих. Они возмущенно загомонили, скинули ружья, защелкали затворами, обернув свои взоры к опушке. Не туда обернули, опасность явилась с другой стороны. Затряслись одуванчики на тонких стебельках, словно змея проволоклась по высокой траве, будоража окрестную флору. Выросла фигура с горящими глазами, которую я уже где-то видела… Антон никуда не убежал! Он и не успел бы это сделать, нашел укрытие в глубокой борозде, где и сплющился, дожидаясь момента. Он работал стремительно, без лишних движений. Разбег, толчок – и пятка поношенного ботинка четко вписалась в поясницу Шалашевича! Мента отшвырнуло. Он падал с переплетенными ногами, поранил пузо о собственный приклад, закопался мордой в сырую землю. Калинин резко повернулся с вытаращенными глазами, но выстрелить не успел. Ружье уплыло из рук, он чуть без пальцев не остался! Завладев ружьем, Антон не стал стрелять, он держал его как весло. Резкий удар почти без замаха – и приклад взломал Калинину скулу. Хрустнула кость – меня чуть не вырвало от этого «очаровательного» звука. Калинин попятился, глаза сместились в кучку. Второй удар, четко под нос – и его счастье, если от зубов осталось хоть что-то. Он повалился на спину, вцепился ногтями в землю. Изувеченную физиономию заливала кровь. Оглушительный рев потряс барабанные перепонки, вздрогнула земля! Это был всего лишь Шалашевич, которому надоело валяться. Он уже летел, занося кулак, на стоящего к нему спиной Антона. А я очень кстати выбралась из ступора, испустила визгливый крик, прыгнула, покатилась, переживая самые острые в мире ощущения. И так уж получилось, что летящий в контратаку Шалашевич запнулся о мои уморенные мощи, перекувыркнулся через голову, а спохватившийся Антон подскочил и ударом в загривок отправил его в глубокий аут…
