Милицейское авто со всего маху резко повернуло, едва не наехав на женщину в летнем дипломате, переходившую проулок. Только в самый последний момент водителю удалось вывернуть руль, и автомобиль промчался мимо, задев-таки ее правым крылом. Женщина отлетела на тротуар, но Николай Иванович успел увидеть ее лицо.
Знакомое лицо. Еще из той, прежней жизни.
Медлить больше было нельзя. Жох вот-вот мог достигнуть спасительной для него прибрежной рощицы. Савинский взвел курок револьвера и, прицелясь, дважды выстрелил. Налетчик как-то неловко запнулся, ноги его заплелись, и он, пробежав неуверенных несколько шагов, рухнул на мостовую. Тело его несколько раз перевернулось и замерло.
— Как вы его сняли-то, а? — в восхищении обернулся на Савинского водитель, притормаживая возле распростертого на мостовой тела.
Жох был мертв. Обе пули Николая Ивановича попали в цель: одна в спину прямо против сердца, а другая в голову. Делать здесь больше было нечего.
Обратно они возвращались той же дорогой. Женщины, которую они сбили, на тротуаре уже не было.
«Слава богу, — подумал Николай Иванович, морща лоб. — Очевидно, дамочка отделалась только ушибами. Но где же я мог ее видеть?»
Глава 5. ИГРА — В «ТРИ КОСТОЧКИ»
Савелий Родионов вышел из банка в большой задумчивости, что не укрылось от внимательного взгляда комиссара Бочкова — тот был вынужден дважды повторить свое приглашение отобедать в «Славянском базаре».
Не без труда скинув с себя оцепенение, Савелий прямиком отправился на телеграф. То, что он увидел у Бочкова в банке, напрочь отметало возможность взять его традиционными методами и малыми силами. Нужны были специальные инструменты, а лучше бы их назвать средствами, могущими помочь в этом сумасшедшем по масштабам предприятии. До него подобного взлома никто не совершал, и это было едва ли не главным стимулом для вдохновения.
Будучи старшим инспектором Наркомата финансов Александром Аркадьевичем Крутовым, взять с собой инструменты Савелий, конечно же, не мог, а следовательно, предстояло придумать нечто такое, что существенно отличало бы предстоящий взлом от всего того, что он делал раньше.
А о том, что его задуманное предприятие безрассудно, Савелий прекрасно ведал еще до Казани. Подломить Государственный банк было еще половина безумия. Второй половиной было то, что целью нового дела были не ценные бумаги и заемные векселя, пусть даже и национального достоинства, не корона императрицы Екатерины Великой, которую он с большими трудностями, но взял здесь же, в Казани, девять лет назад, а золотой запас России.
Конечно, в случае удачного взлома банка вывезти все золото не представлялось возможным, но как заманчиво взять хотя бы часть и сделать то, о чем до него никто даже не помышлял. И тем самым подтвердить, что он действительно король медвежатников. Доказать в первую очередь самому себе. А после такого дела можно и на покой. «На пенсию», как с недавнего времени стали говорить фартовые, собирающиеся завязать с воровским промыслом.
Кроме того, помимо необходимых средств, для успешного проведения дела нужны были еще и надежные люди. Конечно, у него в подручных будет Мамай. Но кроме него надо еще как минимум три-четыре человека-специалиста. А Мамай… Мамай ждал от него в Москве депеши со специально оговоренным содержанием именно после того, как Савелий посетит банк.
Савелий прошел к зданию Центрального телеграфа и отбил депешу следующего содержания:
Мама (так и хотелось поставить «й») доехал благополучно обстоятельства вынуждают пробыть здесь еще три — четыре дня Александр .
Что значило: Мамай (мама ), в банке побывал (до-ех ал благополучно), жду тебя со всеми необходимыми средствами (обстоятельства вынуждают ) самого с еще тремя-четырьмя людьми, знающими толк в задуманном деле (еще три-четыре дня ).
Депеша благополучно ушла в Москву, и Савелий Николаевич направил свои стопы к гостинице. Был он опять задумчив, что случалось с его деятельной и кипучей натурой не часто, и шел медленно.
О чем он думал?
Можно было предположить, что размышлял он о своем безумном предприятии, должном случиться в ближайшие дни; проделывал в мозгу все действия шаг за шагом, старался учесть все мелочи и детали и предусмотреть трудности и препятствия, могущие возникнуть по ходу ограбления золотой цитадели.
Возможно, он думал о Лизавете, сидящей в одиночестве в гостиничном нумере и беспокоящейся о нем: как он там? Но, прислушавшись к себе, он вдруг обнаружил, что его точит неосознанное беспокойство. К чему бы это?
Елизавета была едва ли не самым слабым звеном в его запутанной жизненной цепи.
Черт побери, вместе они уже почти полжизни, а он все никак не может до конца понять ее. Все будто юноша, который, идя на свидание к любимой, гадает: придет не придет…
А занятия любовью?… Всякий раз, будто первый! Вспомнить хотя бы прошедшую ночь.
Все началось с того, что, по своему обыкновению, Елизавета загадочно и призывно посмотрела на Савелия. Взгляд этот означал то же, что значит призывный звук трубы для воинских полков: пора выступать в поход.
Этого всегда оказывалось достаточно, чтобы в голове у Родионова осталась одна-единственная мысль: хочу обладать этой прекрасной женщиной. Она всегда была для него желанна: и в двадцать лет, и в тридцать с хвостиком. Страсть вместе с толчками сердца вошла в него и напрочь лишила разума. Где они, который теперь час и стоит ли до сих пор мир или уже рухнул — не имело никакого значения. Он резко притянул ее к себе, уткнулся лицом в золотистые волосы, жадно вдыхая их аромат и все крепче прижимая ее к себе. Елизавета на миг оцепенела, потом мягко скользнула горячей ладошкой под отворот его сорочки, провела по груди, прижалась губами к его пылающей щеке. Слова были лишними. Они находились одни в этом бессловесном пространстве, стаскивая, стягивая и сминая одежду друг друга, в неистовом нетерпении подхлестывая и без того обезумевших демонов страсти. Савелий развернул ее на спину, одним рывком стянул рюшево-кружевные панталоны, подхватил ладонями округлые ягодицы и одним упругим толчком вошел в нее. Оба замерли, оглохшие от гулкой тишины, наполнившей всю вселенную. Потом он стал двигаться в ней, все убыстряя темп, и возрастающее наслаждение стало охватывать его, как морской прибой прибрежную гальку.
Она царапнула своими коготками его крепкие плечи, обхватила его ногами, и он откликнулся на ее призыв неистово и безжалостно, невероятно ускорив темп. Пространство вокруг них растворилось, исчезло в небытие, оставив только жгучее яростное стремление к чему-то там впереди, некой общей для них вершине, сверкающей в ореоле раскаленных страстью тел. Каждое движение Савелия, как и движение Елизаветы навстречу ему и в такт, были ступенью к этой вершине, и они были едины и неразделимы на пути к зениту наслаждения друг другом. Пока не достигли его разом.
Он наконец очнулся. А потом долгий и протяжный стон Елизаветы и вовсе вернул его в гостиничный нумер. Елизавета разомкнула на его спине руки и выдохнула успокоенно и удовлетворенно. Сладко улыбаясь, она несколько минут лежала, закинув руки за голову, потом поднялась и, привычно чмокнув Савелия в щеку, ушла в ванную.
