– Проклятье! – выругался невольно Виноградов, в сердцах швырнув письмо. – Открой чемодан.
Полицмейстер наклонился и расторопно щелкнул замками.
– Матерь божья! – невольно вырвалось восхищение. – Сколько же здесь будет денег?!
– Думаю, что миллион, а то и поболее.
Вздохнув, Виноградов произнес:
– Сукин же ты сын, Савелий!
* * *
Поездка в Баден-Баден состоялась через месяц после завершения дела.
Правда, перед этим Григорий Леонидович имел весьма неприятную беседу с директором Департамента полиции, действительным статским советником господином Трегубовым Александром Павловичем. Выслушав аргументы Виноградова, тот махнул рукой и откровенно заметил, что на его месте вряд ли кто другой сделал бы больше. А сказанное уже было сродни похвале.
На следующий день был составлен подробнейший рапорт Его императорскому величеству, в котором сообщалось о том, что большая часть денег возвращена государству, а злоумышленники найдены. Банкам было отправлено рекомендательное письмо, в котором давались подробнейшие рекомендации о том, как следует уберечься от подобного ограбления в дальнейшем.
К рапорту государь отнесся весьма внимательно, после чего в министерство внутренних дел отдал распоряжение поощрить статского советника Григория Леонидовича Виноградова денежной наградой.
Выделенных денег оказалось не так уж и много, но вместе с тем их вполне хватало на то, чтобы съездить на курорт.
И уже на следующий день, остерегаясь любопытства, Григорий Леонидович выкупил купе до Баден-Бадена.
Баронесса фон Катрин Розен, задрав свой миленький носик, слегка посапывала, статскому советнику ничего более не оставалось, как наблюдать в окне сменяющиеся пейзажи.
Поезд слегка покачивало на стыках, внося в душу умиротворение. Григорий Леонидович любил дороги, особенно если их приходилось делить с такими красивыми женщинами, как баронесса.
Катрин открыла глаза и сладко потянулась.
– Прелесть моя, ты уже проснулась, – проговорил Виноградов.
Странное дело, но для жены он никогда не находил подобных слов.
– Да, милый. Сколько я спала?
– Какой-то часик.
– Меня в поездах всегда укачивает, – чуть капризно произнесла баронесса.
– Нам некуда спешить, так что спи сколько хочешь.
– Милый, все забываю тебе сказать…
– Что такое? – враз насторожился Виноградов.
– Тебе передавал привет какой-то Савелий Родионов. Он сказал, что у него есть связи, и он обязательно поможет тебе в поимке этого преступника, которого ты так ищешь… Я сразу поняла, что он очень влиятельный молодой человек. Знаешь, у меня есть определенный опыт в таких делах. Он даже сказал, что попробует повлиять на государя императора. И вот видишь, у него получилось, царь выдал тебе денежную премию, на которую мы едем в Баден-Баден.
– Он так и сказал?
– Да, мой милый, а тебя что-то удивляет?
На Григория Леонидовича накатило неудержимое веселье. То, что он сдерживал в себе много недель подряд, вдруг выплеснулось из него в очищающем приступе смеха.
– Я сказала что-нибудь смешное? – обиженно спросила баронесса, когда сыщик наконец замолчал.
– Все в порядке, милая, – утер Григорий Леонидович проступившие слезы. – Просто ты у меня такая прелесть!
Эпилог
Савелий Родионов, воспользовавшись своими связями, удачно продал процентные бумаги, после чего уехал путешествовать по Европе. Возвращаясь из Парижа, он случайно увидел в вагоне Елизавету и, не устояв перед волной накативших воспоминаний, пригласил ее в свое купе. Елизавета приняла его предложение, чтобы больше уже никогда с Савелием не расставаться.
Отношения у Виноградова с баронессой разладились во время поездки в Баден-Баден. Катрин Розен оказалась барышней вздорной, с весьма капризным нравом, и под конец Григорий Леонидович считал дни, когда они соберутся в обратную дорогу. А в довершение ко всему их совместное времяпрепровождение было подмечено хорошими знакомыми ее мужа, что тоже весьма сказалось на их взаимоотношениях.
Вернувшись в Москву, Виноградов более с баронессой фон Катрин Розен не встречался. И где-то был даже счастлив позабыть ее. Тем более что это нетрудно было сделать с навалившимися на него новыми делами.
Престарелый барон, узнав об адюльтере благоверной, выставил ее чемоданы за дверь, отказав ей даже в карете, чтобы она съехала на другую квартиру. Катрин Розен, глотая слезы обиды, простояла целый час под окнами, прежде чем подвернулся подходящий экипаж.
Уже через день барон остыл в своем гневе, повинным явился к порогу благоверной и весь вечер вымаливал на коленях у нее прощение. Помилование было получено только тогда, когда барон обещал подарить супруге замок в Италии, где-нибудь на берегу моря. Уже на следующий день они отправились подыскивать подходящую недвижимость.
Этот совместный вояж оказался для них последним. Барон, как и подобает отпрыску славных рыцарей, свое обещание сдержал и подарил супруге огромный замок на вершине скалы, с которой просматривалась окрестность за десятки миль вокруг.
Из Италии Катрин Розен вернулась одна. Барон, простудившийся во время купания, сильно занедужил и слег. Промаявшись в горячке несколько дней, он тихо скончался, завещав все свое немалое состояние обожаемой супруге.
Баронесса вскоре вышла замуж за одного из своих любовников, отставного поручика Павла Федоровского, прослывшего отчаянным гулякой и картежником. Поговаривали, что он поколачивал свою благоверную, когда бывал пьян. А нетрезв он бывал частенько.
Константин Савицкий получил восемь лет тюрьмы и был посажен в казематы Ростова, где был в большом почете у местных «иванов». Пребывая в благодушном настроении, он потешал арестантов рассказами о своей неистовой жизни, больше смахивающей на нескончаемое приключение. «Иваны», имея на него виды, всерьез полагали заняться печатанием фальшивых денег.
Тимофей Макарцев был посажен в Екатеринбургский централ, откуда через два года бежал по недосмотру надзирателей. Перебравшись в Москву, он был опознан на Хитровском рынке одним из осведомителей и вновь схвачен сыскной полицией. На этот раз Макарцева отправили Сибирским трактом на Сахалинскую каторгу в город Александровск. На одном из этапов он поменялся с мелким карманником, проигравшим ему в карты. Щипач отправился отбывать за Макарцева срок на каторгу, а Тимофей, скоро освободившись, уехал в Санкт-Петербург уже под другой фамилией.
Ираклий Евдокимов получил пять лет каторги. Был он весьма тихим, покладистым сидельцем. Порой казалось, что не существовало вещей, которые могли бы вывести его из душевного равновесия. А потому для многих было странно, что однажды он ввязался в несущественную ссору и в сердцах пырнул наседавшего на него громилу. За что ему добавили три года каторги, два из которых он должен был провести прикованным к тачке.
