— Не помню.
— Даже не пытайся, приятель. Это уже не смешно. Когда ты подбросил значок?
— В воскресенье.
Я встретился взглядом с Ричи:
— В прошлое воскресенье.
— Да.
— В котором часу?
— Часов в пять утра.
— При том что все Спейны дома, спят в нескольких ярдах от тебя. Да уж, приятель, смелости тебе не занимать.
— Я просто вошел через черный ход, положил значок на кухонный стол, и все. Дождался, пока Пэт пойдет спать — в ту ночь он не остался внизу, — ничего сложного.
— А как же сигнализация?
— Я знаю код. Увидел, как Пэт его набирал.
Сюрприз, сюрприз.
— И все же это риск, — заметил я. — Наверное, тебе страшно хотелось это сделать, так?
— Я хотел отдать ей значок.
— Ну разумеется. И двадцать четыре часа спустя Дженни при смерти, а ее родные убиты. Даже не пытайся убедить меня в том, что это совпадение.
— Я не пытаюсь вас ни в чем убедить.
— Так что произошло? Она не обрадовалась твоему подарочку? Не была достаточно благодарна? Не стала носить значок, а засунула в ящик?
— Дженни положила его в карман. Что она сделала с ним потом — не знаю, мне все равно; я просто хотел его отдать.
Я положил руки на спинку стула, на котором сидел Конор.
— В тебе столько дерьма, что мне хочется засунуть твою голову в унитаз, — отчетливо сказал я ему прямо в ухо. — Ты прекрасно знаешь, что́ Дженни подумала про значок. Ты знал, что он ее не напугает, — ведь ты сам передал его ей из рук в руки. Вы так и действовали, верно? Когда Пэт засыпал, она тайком спускалась вниз, и вы с ней трахались на детском кресле-мешке?
Он резко развернулся ко мне — его глаза были похожи на осколки льда. На этот раз он не отстранился, и мы едва не столкнулись носами.
— Меня от вас тошнит. Если вы так думаете, если вы действительно так думаете, значит, у вас с головой не в порядке.
Для меня это был шок: ты привыкаешь к тому, что тебя боятся — и преступники, и невиновные. У Конора больше не осталось причин меня бояться.
— Ладно, значит, не на кресле-мешке. В твоем логове? Что мы найдем в твоем спальнике, когда пройдемся по нему с тампоном?
— Проходите по нему с чем хотите. Она ни разу там не была.
— Тогда где, Конор? На берегу? В кровати Пэта? Где вы с Дженни занимались непристойностями?
Он вцепился в складки на джинсах, чтобы не ударить меня. Однако его терпение было на исходе и я мечтал о том, чтобы оно наконец лопнуло.
— Я бы ни за что к ней не прикоснулся, а она — ко мне. Никогда. Неужели вы настолько тупой, что не понимаете этого?
Я рассмеялся ему в лицо:
— Ну конечно, прикоснулся бы. О, бедная, одинокая крошка Дженни! Ей просто нужно было знать, что она кому-то небезразлична. Ты ведь так сказал, да? Ты мечтал сыграть эту роль, верно? Весь этот бред про то, что она та-а-ак одинока, — просто отговорка, чтобы ты мог трахать ее, не испытывая чувства вины. Когда все началось?
— Никогда. Если бы вы так поступили, это ваши проблемы. Если у вас никогда не было настоящих друзей, если вы никогда не любили — это ваши проблемы.
— Да уж, ты настоящий друг. Тот зверь, который сводил Пэта с ума, — это же ты подстроил.
Снова этот холодный удивленный взгляд:
— Что вы…
— Как ты это сделал? Про звуки можешь не рассказывать: рано или поздно мы выясним, где ты купил аудиооборудование, — но я хочу узнать, как ты снял мясо с костей. Ножом? Кипятком? Зубами?
— Я понятия не имею, что вы имеете в виду.
Конор вскочил так резко, что опрокинул стул. Я не дал ему далеко уйти — со скоростью, удивившей меня самого, я впечатал его в стену.
— Не смей уходить. Я разговариваю с тобой, сынок. А когда я разговариваю, ты слушаешь.
Его лицо застыло, превратилось в маску из твердого дерева. Прищурившись, он смотрел мимо меня, в пустоту.
— Она тебе помогала, да? Вы с ней смеялись над Пэтом — этим идиотом, простофилей, который клюет на все ваши уловки?
— Дженни ничего не делала.
— Все ведь шло так хорошо, так? Пэт с каждым днем становится все безумнее, Дженни все больше к тебе льнет. А потом произошло вот это. — Я едва удержался от того, чтобы не прижать пакетик со значком к его лицу. — Оказалось, что это ошибка, так? Ты подумал, что это чудесный, романтический жест, а он просто заставил Дженни терзаться угрызениями совести. Ты же говорил — в то лето она была счастлива. Счастлива вместе с Пэтом. А ты взял и напомнил ей об этом. Внезапно она поняла, что наставляет ему рога, и решила это прекратить.
— Она не наставляла…
— Как она с тобой порвала? Оставила записку в твоем логове? Она даже не подумала, чтобы сказать тебе лично?
— Ей не нужно было со мной рвать. Она даже не знала, что я…
Я отбросил пакетик и впечатал ладони в стену по обеим сторонам от головы Конора. Я уже почти кричал, но мне было все равно.
— Ты именно тогда решил, что убьешь всех? Или собирался замочить Дженни, а потом подумал — какого черта, зачем мелочиться? Или ты сразу так и запланировал: Пэт с детьми убиты, Дженни жива — но в аду?
Ничего. Я ударил руками по стене, но Конор даже не вздрогнул.
— Все это, Конор, все это — только потому, что тебе была нужна не своя жизнь, а жизнь Пэта. Игра стоила свеч? С этой женщиной действительно так приятно трахаться?
— Я никогда…
— Заткнись, мать твою. Я знаю, что ты ее трахал. Знаю. Это факт. Ты ее трахал — только в этом случае этот проклятый кошмар обретает какой-то смысл.
— Отойдите от меня.
— Ну давай, заставь меня. Ударь меня, Конор. Оттолкни. Всего один удар! — Я кричал прямо ему в лицо. Мои ладони били по стене снова и снова, и удары отдавались в костях, но боли я не чувствовал. Я никогда ничего подобного не делал и теперь не мог понять почему — ведь это было невероятное ощущение, чистая дикая радость. — Ты был крутым, когда трахал жену лучшего друга, ты был крутым, когда душил трехлетнего ребенка? Где же этот крутой парень сейчас, когда нашелся тот, кто сильнее тебя? Давай, крутой парень, покажи, на что ты способен…
Конор не шевелился и смотрел в одну точку где-то за моим плечом. Нас разделяло несколько дюймов, а может, и меньше. Я знал, что камера ничего не заметит, — всего один удар кулаком в живот, одно незаметное движение коленом… А если начнется разбирательство, Ричи будет на моей стороне…
«Ну давай, сволочь, давай, гад, ударь меня, умоляю, дай мне повод…»
Что-то теплое и твердое на моем плече; оно удерживало меня, не давало оторваться от земли. Я уже собрался стряхнуть с себя это наваждение, но понял, что это рука Ричи.
