— Разве плохая идея? — спросил Задранный козырек.
Вблизи Уэнди рассмотрела, что он очень походил на Джей-Зи — если бы знаменитый рэппер внезапно постарел лет на десять, начисто забыл о спорте и оказался рыхлым белым парнем, который копирует Джей-Зи.
— Нет, Флай, пойми меня правильно, — сказал Теннисный костюм. — Отпад, конечно. Полный отпад.
Уэнди удивленно подняла брови. «Отпад»?
— Только, по-моему, «тряхни щеночками» — неудачная фраза.
— Хм… Слишком натуралистично?
— Пожалуй.
— Я обязан быть самим собой, согласен? Сегодня в «Бленде» у открытого микрофона рубить правду. Только так.
— Согласен, Флай, согласен. Ты забьешь им баки. Но вот ожерелье на шею… — Костюм развел руками. — Оно не в тему. Надо другой намек на щенков. Собаки ведь не носят ожерелья, да?
Остальные одобрительно загудели.
Тут Флай-нисколько-не-Джей-Зи заметил Уэнди и подался ближе к столу.
— Йоу, зацените красаву на пять часов.
Все, кроме Фила, повернули головы. Разглядев их, Уэнди удивилась, хотя миссис Тернбол предупредила, что за люди входят в эту компанию бывших хозяев жизни.
— Э, а я вас знаю, — сказал Костюм. — Новости на «Эн-ти-си», Уэнди чего-то-там, да?
— Да, Уэнди Тайнс.
Не заулыбался только Фил.
— Хотите сделать репортаж о выступлении Флая?
«Кошмарная идея», — подумала она.
— В другой раз. Я приехала к Филу.
— Мне нечего вам сказать.
— Говорить и не придется. Пойдемте. Хочу кое-что вам рассказать с глазу на глаз.
По дороге из «Старбакса» Уэнди спросила:
— Вот, значит, какой этот «Клуб отцов».
— От кого вы о нем узнали?
— От миссис Тернбол.
Фил промолчал, тогда она продолжила:
— А что это был за Ванилла Айс?
[14]
— Норм? Вообще-то он просит звать его Флаем.
— Флаем?
— Сокращенное от «Тенефлай» — такое у него рэп погоняло.
Уэнди сдержала вздох. Тэнефлаем назывался соседний городок тут же, в Нью-Джерси.
— Норм, то есть Флай, — талантливейший маркетолог, работал в «Беневисти Венс». Уже года два как без работы. Думает, что нашел в себе новый талант.
— Какой?
— Читка рэпа.
— Шутите?
— Каждый переживает по-своему. Флай вот уверен, что обнаружил новый рынок.
Уэнди отперла двери своей машины.
— Читка рэпа?
Фил кивнул.
— Флай — единственный в округе белый взрослый рэппер. По крайней мере сам так считает. — Они устроились в салоне. — Так о чем вы хотели рассказать?
Понимая, что такой удар не смягчить, Уэнди начала без предисловий:
— Вчера убили Дэна Мерсера.
Тернбол слушал молча, побледнев и уставив покрасневшие глаза в лобовое стекло. Уэнди обратила внимание на гладко выбритые щеки, идеальный пробор, завиток над бровями и легко представила Фила в детстве. Она немного подождала, давая осмыслить сказанное, потом спросила:
— Дать вам что-нибудь?
Тернбол помотал головой.
— Помню нашу встречу в первый день в университете. Мы, только поступившие, пыжились, производили впечатление, а он был как рыба в воде, шутил, вел себя совершенно свободно.
— Свободно?
— Словно все уже повидал и понял, что не стоит париться. А еще Дэн хотел изменить мир к лучшему. Понимаю, избитая фраза, но ему в самом деле это удалось. Он, как остальные, отрывался по полной, однако всегда говорил: «Хочу нести добро». У каждого имелись виды на будущее — да у всех. А теперь…
— Сочувствую.
— Вы разыскали меня не только ради этой новости?
— Не только.
— Слушаю.
— Я собираю сведения о жизни Дэна…
— Нечего больше собирать. — Фил посмотрел на Уэнди. — Осталось только найти труп.
— У меня другая цель.
— Какая же?
— Я звонила вам однажды, когда мы в первый раз дали разоблачительный материал о Дэне.
Он промолчал.
— Почему вы не вышли со мной на связь?
— И что бы я сказал?
— Что угодно.
— У меня жена и двое детей. Публичная защита обвиненного в педофилии — пусть и ложно — вряд ли принесла бы кому-нибудь пользу.
— Думаете, Дэна обвинили ложно?
Фил зажмурился. Уэнди захотела утешить его, но подумала: «Не к месту» — и сменила тему:
— А почему вы пришли в «Старбакс» в деловом костюме?
Он сдержал улыбку.
— Ненавижу ходить по пятницам в неформальной одежде.
Уэнди смотрела на этого красивого, но сдавшегося, опустошенного, почти обескровленного человека, который искал поддержки в роскошном костюме и отполированных до блеска туфлях.
Внезапно — так что перехватило дыхание — она вспомнила другое лицо, лицо своего обожаемого отца; закатав рукава фланелевой рубашки, тот сидел за кухонным столом и вкладывал в конверт тощее резюме. В пятьдесят шесть он впервые остался без работы. Отец, который двадцать восемь лет отвечал за печатный станок одной из главных газет Нью-Йорка, возглавлял местный профсоюз и выбивал хорошие условия на переговорах, лишь однажды, в восемьдесят девятом, поддержав забастовку. Коллеги души в нем не чаяли.
Потом случилось слияние, каких много происходило в начале девяностых; белые воротнички с Уолл-стрит вроде Фила Тернбола, плюя на подробности, очень любили подобные сделки — акции после них взлетали на несколько пунктов. Отец внезапно стал никому не нужен. Вот так, в одно мгновение он впервые в жизни остался без работы, а на следующее же утро засел за кухонный стол и начал отправлять резюме с тем самым выражением на лице, какое теперь Уэнди наблюдала у Фила.
— Разве ты не зол? — спросила она тогда у отца.
— Злость — пустая трата сил, — ответил тот, складывая очередной листок, и взглянул на дочь. — Хочешь совет? Или ты уже взрослая и сама все понимаешь в жизни?
— Не все.
— Работай на себя. Никаким другим начальникам доверять нельзя.
Сам он так и не смог воспользоваться своим советом — работы не нашел. Два года спустя, в пятьдесят восемь, отец умер от сердечного приступа за тем же столом, по-прежнему обводя объявления в газетах и раскладывая резюме по конвертам.
