Мать Патрисии помогала организовывать поисковые отряды. Она, как и Хейли, была воплощением силы. Во время походов обе своей тигриной энергией заряжали остальных. Хейли вела. Всегда. Патрисия шла следом. Некоторые думали, что ее это беспокоит — неправда. Мать иногда упрекала: «Будь решительнее», — но Патрисия не видела смысла — не любила принимать решения. Она с удовольствием смотрела фильмы, которые нравились Хейли, ее не заботило, ели они китайскую или итальянскую пищу — какая разница? Если подумать, что хорошего в решительности?
Полицейские загоняли фургоны с телевизионщиками на огороженную лентой площадку, как ковбои в фильмах скот. Она заметила ту женщину с кабельного канала — мелированные волосы, визгливый голос. Один журналист проскользнул за ограждение и окликнул Патрисию по имени, сверкнул улыбкой и показал микрофон — будто конфету, которой хотел заманить к себе в машину. Тремонт подошел к нему и велел идти… обратно.
Возле еще одного фургона, где выставляли камеру, Патрисия увидела ту красивую журналистку, с чьим сыном, Чарли Тайнсом, она ходила в одну школу. Отца Чарли, когда тот был еще маленьким, сбил насмерть пьяный водитель — это мама как-то рассказала. Всякий раз, когда миссис Тайнс встречалась им на игре или в супермаркете, Макуэйды немного притихали то ли от уважения, то ли от страха — видимо, думали, каково было бы жить, если бы такое произошло с их отцом.
Подъехали еще полицейские. Ее папа встречал их, через силу улыбался и пожимал руки, как кандидат во время предвыборной. Патрисия больше походила на него — плыла, куда нес поток. Но отец изменился. Изменились, пожалуй, все, только в нем произошел какой-то надлом, и кто знает, стал бы он прежним, даже если бы Хейли нашли. Выглядел как раньше, улыбался как раньше, пробовал шутить, дурачиться… остались и те мелочи, что делали его самим собой, но вел себя отец так, словно опустел, словно его выскребли изнутри или превратили в персонажа тех фильмов, где инопланетяне подменяют людей их бездушными клонами.
Патрисия заметила служебных собак — немецких догов — и подошла поближе.
— Можно погладить?
Полицейский, чуть помешкав, разрешил.
Она почесала пса за ухом, и тот благодарно высунул язык.
Говорят, личность формируют родители, но для Патрисии главным человеком служила сестра. Когда во втором классе Патрисию стали задирать девчонки, Хейли поколотила одну в острастку остальным. Когда в «Мэдисон-Сквер-Гарден» (старшая взяла младшую на концерт популярной исполнительницы кантри) какие-то парни при виде их присвистнули, Хейли, загородив сестру, приказала им заткнуться. Как-то вечером в «Дисней уорлде» родители отпустили дочерей одних, те повстречали мальчиков постарше себя и отправились выпить с ними в спортивный отель. Хорошей девочке это ничем бы не грозило. И не то чтобы Патрисия не была хорошей девочкой. Была. Но оставалась при этом подростком. После первой в жизни порции пива она стала целоваться с каким-то Паркером, а Хейли следила, как бы тот не позволил себе лишнего.
— Начнем из глубины парка, — услышала Патрисия следователя Тремонта, обращавшегося к кинологу.
— Почему? — спросил тот.
— Если она жива, если этот ублюдок построил что-то вроде лачуги и спрятал ее там, то наверняка подальше от троп, иначе бы уже нашли. Но если девочка рядом с дорогой…
Тут Тремонт замолчал — заметил слишком близко стоявшую Патрисию. Она, продолжая гладить пса, посмотрела в сторону леса и сделала вид, что ничего не слышала — все три последних месяца не впускала страшные мысли. Хейли сильная, Хейли выживет; просто уехала в сумасшедшее путешествие и уже скоро вернется домой.
Но теперь, глядя на лес и почесывая собаку, Патрисия представила до этого невообразимое: брошенную, напуганную, раненую, плачущую сестру — и зажмурилась. Подошел Фрэнк Тремонт, встал рядом, кашлянул, стал ждать, пока она откроет глаза. Наконец открыла, готовая услышать слова утешения. Но тот молчал, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
Тогда Патрисия снова зажмурилась, не переставая гладить пса.
ГЛАВА 21
Уэнди стояла перед оградительной лентой и говорила в микрофон с логотипом «Эн-ти-си», стараясь придать словам вес, при этом избегая излишней телевизионной драматичности:
— Итак, мы ждем известий. Из парка «Рингвуд-стейт» на севере Нью-Джерси Уэнди Тайнс, новости «Эн-ти-си».
Она опустила микрофон.
— Наверное, надо переснять, — сказал оператор Сэм.
— Зачем?
— У тебя хвост растрепался.
— Ничего.
— Да брось, затяни потуже, дел на две минуты. Вик захочет другой дубль.
— К черту Вика.
Сэм закатил глаза:
— Ты серьезно?
Она не ответила.
— Не ты ли была готова порвать за кадр со смазанным макияжем? С чего вдруг принципы поменяла? Идем снимем еще раз.
Уэнди отдала ему микрофон и пошла прочь. Сэм, конечно, прав. Она тележурналист. Все, кто думает, что внешний вид тут не важен, или простаки, или идиоты. Важен. Она приводила себя в порядок для камеры, снимала дубль за дублем и при не менее мрачных обстоятельствах.
Одним словом, в ее растущий список недостатков можно добавлять лицемерие.
— Ты куда? — спросил Сэм.
— Если что — мобильник у меня с собой. — Уэнди зашагала к машине.
Она собиралась звонить Филу Тернболу, но вспомнила слова его жены Шерри: Фил по утрам в одиночестве листает объявления в «Пригородном кафе» на семнадцатом шоссе. Ехать туда минут двадцать.
У классических стародавних кафе Нью-Джерси были чудесные полированные стены из алюминия; у тех, что поновее (года шестьдесят восьмого), — фасады искусственного камня, вызывавшие у Уэнди тоску по тому самому алюминию. Впрочем, интерьеры изменений почти не претерпели: все те же маленькие музыкальные автоматы у каждого столика, вертящиеся стулья у стойки, пончики под стеклянным колпаком (под таким Бэтмен держал телефон), выгоревшие на солнце фотографии с автографами местных знаменитостей, о которых никто никогда не слышал, и угрюмый парень с мохнатыми ушами за кассой.
В автомате звучал хит восьмидесятых «Правда» группы «Спандау балет» — странный выбор для шести утра. Фил Тернбол сидел в угловой кабинке — серый костюм в тонкую полоску и желтый галстук (такие называли «галстук власть имущих»). Газету он не читал, а вглядывался в чашку с кофе, будто та скрывала ответ.
Уэнди подошла и стала ждать, когда на нее посмотрят. Не дождалась.
Не поднимая глаз, Фил спросил:
— Как вы меня нашли?
— Ваша жена упомянула это место.
— Выходит, знает? — Он грустно улыбнулся.
Уэнди промолчала.
— А что именно она сказала? Наверное, «разнесчастный Фил каждое утро сидит в кафе и жалеет себя»?
