— Вы едва стоите на ногах, — произнес я.
Он посмотрел на меня, как будто не понял ни слова из того, что я сказал. Наверное, я выглядел не лучше.
— В чем дело? — спросил он.
Я показал на бакен, уже почти в четырех румбах по правому борту.
— Мы проходим внутри и очень далеко от буя, — добавил я. — Еще немного, и мы сядем на скалы Бризан-Дю-Сюд.
Он вошел в штурманскую рубку, и я ожидал, что сейчас он отправит меня вниз запускать двигатели. Его не было очень долго. Я даже окликнул его, опасаясь, что он заснул. Но он тут же откликнулся и пояснил, что наблюдает за бакеном в окно и пытается что-то придумать. Теперь мы всецело были во власти прилива. Я наблюдал за бакеном, стремительно меняющим свое положение относительно корабля. Он был у нас почти на траверзе, когда Пэтч появился в дверях штурманской рубки.
— Все в порядке, — совершенно спокойно произнес он. — На этой стадии прилива глубины нам хватит.
Ветер зацепил нашу корму, и пароход начало разворачивать. Не более чем в двух кабельтовых от нас вращался водоворот, обозначая подводную скалу. Дальше бушевали мутные волны прибоя. Огромная волна ударила в борт судна и белой пеной прокатилась через носовую часть палубы. Тонны воды обрушились на мостик. Корабль содрогнулся.
— Вы разве не собираетесь запускать двигатели? — не выдержал я.
Он стоял, повернувшись ко мне спиной, глядя в море за правым бортом. Он меня не услышал.
— Бога ради! — закричал я. — Нас несет прямо на Минкерс!
— Все в порядке. В данный момент нам ничего не угрожает, — тихо, как будто пытаясь меня утешить, отозвался он.
Но я ему не поверил. Как все могло быть в порядке? На сколько хватало глаз, пространство перед нами было усеяно рифами, и белые буруны вращались над многими милями подводных скал. Стоило зацепиться за одну из них…
— Надо что-то делать! — в отчаянии произнес я.
Он не ответил. Он продолжал смотреть в бинокль куда-то за правый борт, широко расставив ноги и балансируя на тошнотворно раскачивающемся мостике.
Я не знал, что делать. Он был спокоен, как будто полностью контролировал ситуацию, но я знал, что физически он давно уже вышел далеко за пределы человеческих возможностей. Вполне возможно, то же самое касалось и его умственного равновесия.
— Нам надо выйти из этих скал, — произнес я. — Как только Минкерс останутся позади, все будет хорошо. — Я выпустил из рук штурвал и подбежал к ведущему вниз трапу. — Я запущу двигатели.
Но когда я с ним поравнялся, он схватил меня за локоть.
— Ты что, ничего не понял? — спросил он. — Мы идем ко дну. — Его лицо окаменело, как и взгляд его темных глаз. — Я не стал говорить тебе раньше, но вода хлещет сквозь переборку. Я увидел это как раз перед тем, как сменить тебя в кочегарке.
Он выпустил мою руку и снова поднял бинокль к глазам, высматривая что-то в сером, наполненном рваными волнами рассвете.
— Сколько… — Я замолчал, не решаясь облечь это в слова. — Сколько пройдет времени, прежде чем корабль пойдет ко дну?
— Я не знаю. Несколько минут, час, может, даже два. — Он опустил бинокль и с довольным видом вздохнул. — Видишь ли, вероятность этого ничтожно мала, но… — Он обернулся и уставился на меня таким оценивающим взглядом, как будто пытался определить, на что я способен. — Мне нужно так поднять давление в котле, чтобы двигатели поработали минут десять или пятнадцать. Ты готов спуститься вниз и продолжить загружать топку? — Он помедлил и добавил: — Я должен тебя предупредить, что у тебя не будет ни малейшего шанса на спасение, если переборке придет конец, когда ты будешь внизу.
Я колебался.
— Долго придется бросать?
— Полагаю, часа полтора. — Он быстро покосился на правый борт, еле заметно кивнул и снова схватил меня за руку. — Пошли, — сказал он. — Первый час я буду тебе помогать.
— А как же корабль? — спросил я. — Если он налетит на один из этих рифов…
— Не налетит, — заверил меня он. — Мы дрейфуем всего в миле внутри бакенов.
Внизу, в кочегарке, опасность странным образом не ощущалась. Тепло, зарево топки и яркое освещение успокаивали своей обыденностью. Теперь, когда я больше не смотрел на бурлящее вокруг рифов море, меня охватило ложное ощущение безопасности. Лишь удары волн, разбивающихся о полый корпус корабля, и блестящие ручейки струящейся сквозь заклепочные отверстия воды напоминали о грозящей нам опасности. Следует также упомянуть накренившуюся вперед палубу и выплескивающуюся из трюма под нами воду — черную от угольной пыли и покрытую разводами машинного масла.
Мы работали как одержимые, стоя плечом к плечу, забрасывая уголь в топку без малейшей оглядки на усталость. Это продолжалось целую вечность, но переборка каким-то чудом устояла. Наконец Пэтч взглянул на часы и отшвырнул лопату.
— Я поднимаюсь на мостик, — заявил он. — Ты остаешься один. Продолжай поддерживать огонь, пока я не просигналю «Полный вперед». Как только запустишь машины, немедленно поднимайся на мостик. Договорились?
Я кивнул, не решаясь ничего произнести. Он уже натягивал одежду. Шатаясь, он дошел до двери машинного отделения и скрылся из виду. Мне показалось, что грохот волн о борт корабля стал еще громче. Я посмотрел на свои наручные часы. Было двадцать минут восьмого. Я вновь взялся за лопату, остро ощущая нависшие надо мной железные листы обшивки корпуса и крен палубы под ногами. В любую секунду этот уютный освещенный мир мог уйти на дно моря. Вода плескалась в трюмах, заливая пол у меня под ногами.
Половина восьмого! Без четверти восемь! Где же этот сигнал? Я замер, опершись на лопату, в полной уверенности, что палуба накренилась еще сильнее. Я смотрел на протекающую переборку и спрашивал себя, какого черта он там делает на этом мостике. О какой ничтожно малой вероятности он говорил? Мои силы были на исходе, и я был вне себя от страха и долгого ожидания. Внезапно меня охватили сомнения. Что вообще я о нем знаю? Ко мне вернулись мои первоначальные впечатления о нем как о человеке, утратившем внутреннее равновесие под давлением обстоятельств.
И внезапно сквозь рокот волн до меня донесся звон телеграфа. Было почти восемь часов. Я швырнул лопату на пол, захлопнул дверцу топки, сгреб свою одежду в охапку и, спотыкаясь, бросился к двери машинного отделения. Стрелка телеграфа указывала на «Полный вперед». Я полностью открыл паровые клапаны и начал взбираться по трапам. Огромное стальное помещение за моей спиной ожило, загрохотав двигателями.
Он стоял у штурвала, управляя судном, когда я, тяжело дыша, вскарабкался на мостик.
— Мы уже вышли за пределы Минкерс? — прохрипел я.
Он не ответил. Его пальцы крепко сжимали штурвал, и он напряженно всматривался вдаль. Корабль наклонился в продолжительном мучительном крене, и меня бросило в сторону на окна правого борта. Мимо проплывал раскрашенный в красный и белый цвета бакен. Нос судна уже полностью ушел под воду.
