Выяснились и другие моменты. Журнал велся нерегулярно, корпус не осматривался, потребление воды не контролировалось, и чаще всего в этом беспорядке был виноват Хиггинс, к этому времени исполнявший обязанности первого помощника. Пэтч указал, что он все чаще полагался на второго помощника, Джона Райса, и тема их крепнущей дружбы красной нитью прошла через все его дальнейшие показания.
Дважды Пэтч упомянул Деллимара. Однажды он сделал это по собственной инициативе, рассказывая о недостаточном контроле за работой машинного отделения.
— Он поощрял старшего механика, мистера Берроуза, в его пристрастии к покеру. Мне пришлось потребовать, чтобы он прекратил играть с мистером Берроузом. В каюте Деллимара они резались в карты целыми сутками. Тем самым на второго механика, мистера Рафта, легла непомерная нагрузка по контролю за работой машин.
— Возражал ли мистер Деллимар против ваших требований?
— Да.
— Что он говорил?
— Он говорил, что это его корабль и он будет делать все, что ему вздумается, и играть в карты, с кем хочет и когда хочет.
— Что вы на это ответили?
— Что это ставит под угрозу безопасность корабля и дурно влияет на дисциплину в машинном отделении. Я напомнил ему, что капитан судна я, а не он, и что я буду управлять судном так, как считаю необходимым.
— Другими словами, это привело к скандалу?
— Да.
— Он согласился прекратить играть в покер со старшим механиком?
— В конце концов да.
— В конце концов? Вы прибегли к каким-то дополнительным методам убеждения?
— Да, я сказал ему, что отдал мистеру Берроузу прямой приказ и что, если он его не выполнит, я буду знать, какие меры мне следует предпринять. Я дал ему понять, что этот приказ касается и его самого.
— И он с этим смирился?
— Да.
— Вы можете сообщить суду, каковы были ваши взаимоотношения с мистером Деллимаром на этом этапе плавания?
Пэтч колебался. Он уже обнаружил то, что его взаимоотношения с судовладельцем были натянутыми. Он мог одним предложением объяснить причину существовавших между ними разногласий и тем самым привлечь на свою сторону симпатии суда. Но он упустил и эту возможность, ограничившись лаконичным объяснением:
— Просто мы по-разному смотрели на некоторые вещи.
И Холланда это, казалось, удовлетворило.
Второй раз имя Деллимара было упомянуто почти случайно. Пэтч только что заверил суд в том, что он лично проверил все четыре трюма, когда у берегов Португалии судно попало в полосу штормов, и Холланд снова привлек всеобщее внимание к тому факту, что капитан не положился на отчет первого помощника, утверждавшего, что груз по-прежнему надежно закреплен.
— Другими словами, вы ему не доверяли? — уточнил он.
— Если честно, нет.
— Мистер Хиггинс проверил трюмы или нет?
— Я не знаю.
— Вы были о нем такого низкого мнения, что даже не стали его об этом спрашивать?
— Да, думаю, вы правы.
— Кто-то кроме вас проверял трюмы?
Пэтч помолчал немного, прежде чем ответить.
— Мне кажется, что их проверял мистер Деллимар, — наконец произнес он.
— Вам кажется, что он их проверял?
— Видите ли, он находился в первом трюме, когда я спустился в смотровой люк для проверки. Я предположил, что он находится там с той же целью, что и я.
Холланд, казалось, на мгновение задумался над этим заявлением.
— Понятно. Но ведь это была обязанность одного из офицеров экипажа? Мне представляется странным, что судовладелец счел необходимым лично проверить груз. Можете вы это как-то прокомментировать?
Пэтч покачал головой.
— Каким человеком был мистер Деллимар? — спросил Холланд. — Какое у вас сложилось о нем впечатление?
«Ну вот, сейчас, — думал я. — Сейчас он расскажет им всю правду о Деллимаре. Ему представилась отличная возможность сделать это». Но он побледнел и стоял совершенно неподвижно. Лишь нервный тик подергивал уголок его рта.
— Я вот чего от вас добиваюсь, — продолжал Холланд. — Мы приближаемся к событиям ночи шестнадцатого марта. В ту ночь исчез мистер Деллимар. Упал за борт. Вы знали, что во время войны мистер Деллимар служил в военно-морском флоте?
Пэтч кивнул, и его губы произнесли слово «да».
— Он служил на корветах и фрегатах, преимущественно в Атлантике. Должно быть, он повидал немало штормов. — После многозначительной паузы Холланд добавил: — Какое впечатление он производил на вас в тот момент, когда вы входили в зону очень скверной погоды? Вел ли он себя, как обычно?
— Кажется, да, — очень тихо ответил Пэтч.
— Но вы не уверены?
— Я не очень хорошо его знал.
— Вы больше месяца находились с ним на одном судне. Пусть он большую часть времени проводил у себя в каюте. У вас не могло не сложиться определенное впечатление о его душевном состоянии. Вам он не казался обеспокоенным?
— Да, думаю, можно так сказать.
— Его тревожил бизнес или какие-то проблемы личного свойства?
— Я не знаю.
— Я не буду ходить вокруг да около, мистер Пэтч. Когда вы увидели, что он осматривает груз, как вы истолковали его поведение?
— Я не думал об этом.
К Пэтчу вернулся голос, и он снова начал отвечать на вопросы громко и отчетливо.
— Что вы ему сказали?
— Я сказал ему, чтобы он не совал свой нос в трюмы.
— Почему?
— Он не должен был там находиться. Забота о грузе не входила в его обязанности.
— Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Вы могли бы сказать, что его присутствие там указывало на то, что он был испуган, или на то, что у него были расшатаны нервы? Во время войны в его корабль попала торпеда и он очень долго пробыл в воде, прежде чем его обнаружили и подобрали. Вам не показалось, что военные переживания оказывают на него определенное влияние?
— Нет, мне показалось… Я не знаю.
Немного поколебавшись, Холланд пожал плечами. В своем поиске истины он опирался на уже предоставленные свидетелями письменные показания. Но сейчас он изменил тактику и предоставил Пэтчу возможность просто рассказывать историю той ночи, когда заглушившую двигатели «Мэри Дир» носило по штормовым водам Бискайского залива. Он не перебивал его и не задавал вопросов, а просто слушал.
И Пэтч изложил эту историю блестяще. Он говорил короткими, но содержательными предложениями, а зал слушал его, затаив дыхание. Перед нашими глазами проплывал ржавый и истрепанный штормами корпус «Мэри Дир», и волны с оглушительным, похожим на пушечные выстрелы, грохотом разбивались о ее зарывающийся под воду нос. Я наблюдал за лицом Пэтча, а он говорил, как будто оставшись один на один с судьей. И вдруг меня охватило странное ощущение того, что он все время ходит кругами вокруг чего-то очень важного. Я поднял глаза на председателя, который сидел, слегка подавшись вперед и опираясь подбородком на ладонь правой руки. Но прочесть что-либо на этом замкнутом судейском лице с поджатыми губами и прищуренными глазами было невозможно.
