И вот однажды в декабре, когда мы все только и думали что о Рождестве и начали уже обычные приготовления к празднествам – мой отец, хотя это и стоило ему больших трудов, всё же удерживал за собой высокое место в жизни и не хотел отказываться от своих обычаев щедрости и гостеприимства, – я получила от миссис Джеймс записку. Она просила меня вечером навестить её. «Я пошлю за тобой, – писала она, – к шести часам». Мне было нелегко решиться уехать в это время из дому, так как ещё многое нужно было сделать. Надо сказать, нигде нельзя так весело и приятно встретить Рождество, как в Лондоне, среди трудолюбивых горожан, которым к тому же потом приходится этот день отрабатывать. Как бы то ни было, я вышла из кладовой, в которой мы с миссис Эллерби, надев грубые фартуки, загодя отвешивали сливы для рождественских пудингов, куда более многочисленных, чем требовалось нашей семье, и начала переодеваться, чтобы ехать к миссис Джеймс. Она дала мне указания, что надевать, и, поскольку я должна была остаться у неё на ночь, она предложила мне также выбор платья на утро. Я всегда слушаюсь её в этих вопросах, поскольку вера в безупречный вкус миссис Джеймс в нашей семье абсолютна.
Перед выходом из дому я подошла к отцу, чтобы он оценил меня:
– Как ты меня находишь?
– Ты восхитительна, моя дорогая. – И он поклонился мне со старомодной церемонностью.
Ярко светила полная луна. Она плыла по высокому и чистому небу, заполняя улицы своим светом, когда мы поворачивали за угол, а на открытых местах торжественно окружала и нас самих серебряными лучами. Полная луна в зимнем небе Лондона – всегда красивое и величественное зрелище, в нём неизменно есть что-то таинственное; такого не бывает больше нигде. Сколь разителен контраст между спокойствием небес, с высоты которых этот неземной наблюдатель вечно взирает вниз, и стремительным движением жизни в подлунном мире, на который нисходят потоки его волшебного света, что это даже несколько пугает. Я очень остро всё это чувствовала. Рождество – день Мира – было уже не за горами; приблизился долгожданный праздник всех уставших от трудов праведных. Снова сердца наши были готовы принять его благословение. И тут мне подумалось об отце, в нахмуренных бровях которого проглядывала тайна, и жгучее желание раскрыть её, навсегда освободиться от неё излилось из моего сердца подобно молитве. Обуреваемая этими чувствами, я остановилась у дверей миссис Джеймс. Ещё минута – и я уже разговаривала с Госсет, старой служанкой и верной подругой хозяйки. Добрейшая женщина спустилась в прихожую, чтобы проводить меня в дом и взять у меня маленький саквояж и плоский свёрток с вельветиновым платьем на утро.
Красота дома тёти Джеймс не знала изъянов. Дороговизна его не была давящей. Здесь царила атмосфера гостеприимства, и единственное, что среди его чудес действительно могло поразить вновь прибывшего, так это огромная эстакада цветущих роз в горшках, которыми были уставлены углы ступенек на лестнице в прихожей.
Миссис Джеймс сидела за столиком в маленькой гостиной, и на лице её застыло столь удивлённое выражение, что это сразу показалось мне необычным.
– Престранное дело, Мэри, – заговорила она. – Вчера вечером Джон вернулся из Колверли. Всё утро он провёл со мной. О Мэри, он самый лучший на свете!
– Да, так что же в Колверли? – не удержалась я.
– Так вот, он привёз мне записку от леди Макуорт. Сейчас я тебе её прочитаю: «Я пишу к Вам, чтобы вновь пригласить провести Рождество у нас. То же самое я хотела бы предложить Роджеру и его дочери, но его непонятная и непроходящая холодность делает для меня невозможным дальнейшие попытки наладить с ним отношения. Джудит, которая могла бы что-то для этого сделать, в последнее время стала несколько странной и ничем не желает помочь. „У меня ещё недостаёт сил“, – отвечает она мне на подобного рода просьбы. Я подозреваю, существует нечто такое, чего она не может простить Роджеру. Мне бы крайне хотелось раскрыть тяготеющую над нами тайну, но я совершенно бессильна это сделать. Лучше я перейду к более приятному. Я разговаривала с Джоном о его перспективах, касающихся до женитьбы, и с радостью узнала, что он уже думал об этом. Со свойственной ему весёлостью он как-то раз обронил, что мы можем называть его даму „мисс Джексон“, но отказался сообщить нам, где она в настоящее время находится. Джудит сказала Джону, что мы будем очень рады вас видеть. Вы можете привезти с собой и мисс Джексон, если вам будет угодно…» На этих словах миссис Джеймс подняла на меня глаза с нескрываемым весельем.
Меня точно громом поразило.
– Мисс Джексон! – вскричала я. – Кто она, эта мисс Джексон?
– В этом-то всё и дело, милая Мэри, – отвечала миссис Джеймс. – Видишь ли, на самом деле никакой мисс Джексон не существует. Джон, пока не прочёл записку, просто не мог и подумать, что леди Макуорт так серьёзно отнесётся к его шутке. Что же нам теперь делать? – вопросила тётушка с весёлым недоумением.
В эту минуту отворилась дверь в большую комнату, и из темноты в пятно неяркого света, отбрасываемого камином, вышел какой-то мужчина.
– Мэри, – сказал он, – а вы не желаете стать этой мисс Джексон?
Тётушка тут же вскочила на ноги. Я заметила, что глаза её, нежно глядящие на меня, увлажнились и в них, подобно бриллиантам, засверкали слёзы. Она выскользнула из комнаты через другую дверь, и тогда Джон – то был он – сказал мне:
– Мэри, согласны ли вы стать моей женой? Я уже давно люблю вас.
Я не могу рассказать, как прошёл тот вечер, да никого это, наверное, и не интересует. Но перед тем как утром я отправилась домой, где отец был рад дать своё согласие на наш брак, мы с тётушкой Джеймс и Джоном договорились, что Рождество я проведу вместе с ними, а где именно – решено было не сообщать отцу, во всяком случае уж точно не в Лондоне. А Джон тем временем написал леди Макуорт, что они с матерью будут, а также привезут с собой и мисс Джексон!
Едва ли можно сказать, что я целиком и полностью одобряла подобный план. Но Джон такой весёлый, с ним всегда так весело, а здесь он, кроме того, оказался ещё и настойчив. Я вынуждена была признать, что его доводы обоснованны, но умоляла разрешить мне рассказать обо всём отцу.
– Но он же не отпустит тебя, если всё узнает; он просто не может тебя отпустить, – отвечала тётушка Джеймс.
– И леди Макуорт не пустит тебя за порог, если ей заранее будет известно; она просто не может тебя пустить, – присовокупил Джон.
Напрасно я вопрошала:
– Но почему?
Единственный ответ, которого я смогла от них добиться, был таков:
– Твой отец после стольких отказов, данных им леди Макуорт, никак не может позволить тебе ехать в Колверли. А леди Макуорт, после всех отказов, полученных ею от твоего отца, уже ничего не может добавить к сказанному.
Наконец Джон привёл довод, после которого я решилась:
– Если уж мы хотим изгнать эту тайну из нашей жизни, то нужно пойти на какие-то жертвы. Давай сначала проникнем в дом, а затем всё расскажем твоему отцу и даже затащим его туда, если получится. И к тому же, – заявил Джон, – как моя невеста, ты просто обязана посетить Колверли-Корт. Наш совместный приезд будет чем-то вроде рождественской шутки, так сказать игра с переодеванием. Ты должна поехать с нами, Мэри. Колверли – самое милое, родное и уютное местечко на всём белом свете.
