«Правильно говорят! – думал он. – Зачем нам прикомандированные ОМОНы? Зачем федеральные силы? Мы что, сами порядок не наведем?»
Он чувствовал себя частью толпы и готов был идти вместе с ней, если кто-то поведет их за собой. На какие-либо индивидуальные действия он не был настроен, тем неожиданнее прозвучали слова главы муниципалитета:
– Слово предоставляется нашему участковому, младшему лейтенанту Саидбеку Бекбулатову!
Его снова бросило в пот. Сотни пар глаз смотрели на Саидбека и десятки объективов: журналисты подошли ближе, телекамеры снимали в упор, защелкали фотоаппараты и камеры мобильных телефонов. Саидбек никогда не был публичным человеком и теперь вконец растерялся. Но назад пути не было. Для солидности он надел фуражку, которую до этого держал в руках.
– Мы, местная полиция… Мы знаем местный менталитет, традиции и сами хорошо справляемся со своей работой. Нам помощники не нужны! – Он с трудом выдавливал из себя слова, и они казались ему убогими и неловкими. И голос был словно чужой.
Но толпа одобрительно загудела. Раздались крики:
– Молодец, участковый! Правду сказал, не побоялся!
Саидбек находился в столь сильном душевном волнении, что с трудом воспринимал происходящее. Как будто это была не явь, а сон. Вокруг выступали другие ораторы, подходили какие-то люди, жали ему руку, хвалили…
– Предлагаю принять резолюцию в адрес Законодательного собрания республики с просьбой остановить беспредел военных! – предложил, наконец, сельский глава. – Кто «за»?
Взметнулся лес рук.
– Правильно! Верно! Так и надо! Давно пора!
– А чтобы лучше услышали – перекрыть дорогу! – выкрикнул кто-то. И этот призыв мгновенно подхватили в разных местах площади.
– Правильно, дорогу перекроем! Пошли на дорогу!
Застоявшаяся толпа стронулась с места. Кое-кто шел домой, но основная масса двинулась к трассе на Шамилькалу.
Саидбек вернулся к своей машине, по привычке заглянул под днище и сел за руль. Только теперь, отойдя от общего психоза толпы и несколько остыв от происходящего, он понял, что вслепую исполнил роль по тщательно разработанному кем-то сценарию. По верхней дороге он выехал на трассу и успел проскочить до ее перекрытия.
Вернувшись в отдел, Саидбек сразу направился к начальнику:
– Наби Адамович, я сейчас был на сходе в Камрах! – с порога сообщил он. – Выступал, призывал толпу к порядку… Только они все равно пошли трассу перекрывать… И письмо руководству напишут…
– На сход ходил? В форме?! Выступал?! Ну, ты отчаянный! – изумился Наби Адамович. – Я сейчас в МВД доложу, а ты здесь сиди – вдруг они уточнить захотят!
Майор набрал номер заместителя начальника МВД республики.
– Здравия желаю, товарищ полковник, это Османов! – бодро доложил он. – Мы провели спецмероприятие на сходе в Камрах и установили, что жители будут писать письмо руководству республики с требованием снять режим КТО. А пока перекроют дорогу! Да. Так точно! Мой участковый лично там был, выступал, призывал к порядку… Есть поощрить! Спасибо, товарищ полковник!
Закончив разговор, начальник положил трубку и довольно взглянул на Саидбека:
– Хвалят нас с тобой! За смелость, принципиальность и инициативу… Я тебя поощрю своими правами, да и меня, сказали, не забудут…
– Спасибо, товарищ майор, – не по уставу ответил Саидбек. Он так устал и перенервничал, что плохо соображал. Майор это заметил.
– Иди домой, Саидбек, отдохни! – по-отечески сказал он и снова взялся за телефон.
* * *
Дагестан. Камры
В этот раз Оловянный приехал в Камры специально к матери. В Махачкале он купил рахат-лукум – ее излюбленное лакомство, которое в сельский магазин не завозили. Черный джип «Чероки» остановился возле школы. У младших классов занятия уже закончились, и ватага ребятни с криками носилась по футбольному полю, поднимая клубы пыли…
Эта пыль, как пелена времени, застелила прищуренные волчьи глаза. Это он, босоногий двенадцатилетний Руслан, упоенно гоняет мяч вместе с шумными пацанами, и выжженная трава колет огрубелые подошвы. Здесь интересней, чем на скучном уроке… Ни он, ни другие игроки домой не торопятся, да и что дома интересного? Пас, Аваз! Бей по воротам, Бейбут! Пока у них еще нет кличек, нет оружия, нет денег, на руках нет крови… Морщит и подрагивает пелена времени, перескакивают года, меняются картинки… Вот пятнадцатилетний Руслан носит воду и колет дрова бездетному дедушке Казбеку, а тот улыбается ему грустной благодарной улыбкой… Шестнадцатилетний Руслан на первой тренировке, старшие бьют по мешку, и гулкие хлесткие удары разносятся под низким, в многочисленных пятнах потолком, а он мечтает, что когда-нибудь так же ловко научится бить врагов… А вот семнадцатилетний Руслан едет на свою первую «стрелку», лаская рукой старенький «Вальтер» под рубашкой…
Амир Камринского джамаата недовольно потряс головой и провел рукой по глазам, разгоняя пелену воспоминаний: что толку в них – это следы былого, а жить надо будущим, только слабаки купаются в волнах прошлой жизни…
– Я недолго, ждите здесь, – сказал он Мусе. Тот кивнул. Абрикос и Сапер тоже кивнули, хотя к ним командир не обращался.
Оловянный неспешно двинулся вверх по узкой, пыльной, но родной, пахнущей детством, улочке. К дому матери он всегда подходил пешком. Не потому, что опасался засады – он точно знал, что в селе нет ни одного чужака, да и в окрестностях не замечено ничего подозрительного. И не потому, что на изогнутой улочке машине невозможно развернуться и она полностью закупорит проезд – Муса и задом выедет из любого лабиринта, а кому очень нужно, обойдут, прижавшись к забору. Просто такая привычка выработалась с давних времен. Тогда он еще не был амиром и не носил громкое прозвище, а бегал в бригаде Большого Камала под рядовым погонялом «Шустрый», и его, конечно, никто не предупредил об участковом, поджидавшим в доме матери.
Кто знает, как бы сложилась судьба «Шустрого», если бы тогда он загремел в тюрьму… Но спасла звериная интуиция: он перескочил через низенький штакетник дедушки Казбека, перелез через глинобитный забор Казихана, выскочил на околицу, нырнул в заросший овраг и скрылся. Конечно, когда спасаешься бегством, то теряешь лицо, но позже Оловянный смыл свой позор кровью. Не своей, конечно, – того участкового: подкараулил возле дома и убил выстрелом в голову. Это был один из первых его трупов…
Сейчас, неспешно проходя двести метров немощеной дороги, он снимал шкуру Оловянного, отрешался от джихада, от задач джамаата, от планов налетов, взрывов и убийств, превращаясь в послушного сына Руслана, который возвращается в мир своего детства.
– Руслан, Русланчик! – кинулась к забору полная женщина с выбившимися из-под платка седыми волосами. – Салям алейкум, Руслан! Храни тебя Аллах! Без твоего зерна мои куры бы передохли!
– Алейкум салям, Гулизар Камаловна! Как я мог допустить такой грех! Мы должны помогать друг другу!
