Самоцветов не намеревался провожать пленников. Его еще впереди ждали дела. И одновременно с тем, как группа отправилась в погоню за грузинскими пограничниками, предстояло решить сложный вопрос. Как с этими пограничниками поступить? Они, с какого конца ни посмотри, представляют здесь законную грузинскую власть, силовую структуру. И нападение на них чревато последствиями в международных отношениях. Здесь требовалось проявить гибкость. Но никакая гибкость не могла бы заставить старшего лейтенанта оставить пленных солдат в руках пограничников. И не только солдат, но и одного гражданского, которого пограничники с солдатами забрали. Однако Самоцветов пока запретил солдатам стрелять в пограничников. Просто «уронить» их, как это называлось в обиходе спецназа, было бы лучше. А как действовать дальше, зависит от того, как себя поведут погранцы.
Борис Анатольевич зашел за спину группе пограничников и пленных. Те не оборачивались, хотя шаги, похоже, слышали, но, видимо, подумали, что их нагнали сваны. Две группы взвода спецназа зашли далеко вперед и вот-вот должны были начать действовать. Но действовать начали одновременно и спецназовцы военной разведки, и спецназовцы внутренних войск.
Две группы, совершающие охват, свое дело знали. Спецназ ГРУ выбрал для начала действия самое темное место тропы, где близко сходились деревья, образуя своего рода крышу над головой, и сквозь эту крышу свет с темного неба не пробивался. Атаку солдаты начали с маленькой хитрости, протянув поперек тропы веревку. Идущие впереди офицеры должны были зацепиться за нее в темноте. Но зацепился только один. Веревку дернули, и офицер упал лицом в землю, не успев даже подставить руки, потому что карабин нес под мышкой, а руки засунул в карманы, чтобы не мерзли. Загремело упавшее оружие, а офицер-пограничник разбил себе при падении лицо. Второй офицер замер было с поднятой ногой, но за его спиной стоял солдат в черном берете. Он сразу двумя руками сильно толкнул его в спину, и второй офицер, наступив на первого, споткнулся и тоже упал. Два солдата в «краповых» беретах» видимо заранее сговорившись со своим товарищем, поддержали его более эффектным действием. Они одновременно выполнили «вертушку», один вправо, второй влево, и с разворота обрушили свои тяжелые башмаки на головы идущих по бокам конвоиров. Все четверо пограничников оказались в лежачем положении. «Краповые» тут же подобрали автоматические карабины грузинских погранцов, обернулись и увидели, что на упавших офицеров уже навалились солдаты спецназа ГРУ.
– Не стрелять! – громко и четко отдал приказ Самоцветов, подошел вплотную, козырнул и представился: – Старший лейтенант Самоцветов, спецназ ГРУ. За вами гнались, чтобы освободить. А вы и сами молодцы. Я пока с пограничниками поговорю. А вы возвращайтесь к костру. Нужно быстрее уходить. Погрейтесь, пока есть возможность.
– Товарищ старший лейтенант, – мрачно сказал круглолицый и веснушчатый рядовой из «краповых», – нам сейчас один из погранцов говорил, что у них на заставе уже год работают трое солдат из спецназа внутренних войск. Мы, конечно, благодарны вам. Вы так из-за нас рисковали… Но мы не можем оставить своих. Вы идите, а мы пойдем на заставу выручать ребят… – солдат упрямо поджимал тонкие губы, и Самоцветов по его лицу понял, что этот упрямый парень не отступит, он пойдет до конца и пленников или выручит, или сам погибнет. Такие ребята зарабатывают себе право носить «краповый» берет чаще всего характером, и даже тогда, когда не обладают превосходными физическими данными.
– Хорошенькое дельце, – поморщился старший лейтенант. – Хотите объявить войну Грузии?
– Они нам уже объявили. Мы вынуждены защищаться.
– Резонно мыслишь. Не мы начали…
– Возвращайтесь. Остальных сопроводите. Они сами дорогу не найдут.
Но в голосе «крапового» рядового все же прозвучала надежда на поддержку.
– И как ты мыслишь провести операцию освобождения? – задал Самоцветов профессиональный вопрос, показывая, что уходить он пока не собирается, хотя и не решил еще окончательно, что будет делать – участвовать в освобождении пленников или просто даст несколько советов профессионала.
– Нам конвоир сказал, что жить будем не в казарме, а в отдельном здании. Там, сказал, и печка есть, топить можно, чтобы не замерзнуть. Успокаивал, комфорт обещал. Дескать, трое уже год работают и не убегают. Это чтобы мы не рыпались, я думаю. Он по-русски свободно говорит. Я вот и подумал, что отдельное здание найти на заставе не трудно. Раз печка топится, значит труба должна быть.
– Да, войдешь туда и попадешь в питомник служебных собак… – усмехнулся Борис Анатольевич. – Не думаю, что тебе это понравится. Пусть лучше уж сами нам их приведут. Мне лично такое положение больше улыбается.
– Как так?
– Нормально. Обмен пленными. Классика. Кудеяров!
– Я! – отозвался младший сержант, сидящий верхом на грузинских офицерах.
– Что там у тебя с нижней палубой?
– В сознании. Вроде, и штаны им менять не надо. Не пахнет. Мирно ждут, что я им прикажу. Парни умные, не суетятся.
Самоцветов шагнул вперед, по пути стволом автомата подтолкнул в плечо гражданского пленника.
– Иди к костру. Там нас ждите. Назад вас поведем…
Офицеры грузинских погранвойск вовсе не выглядели помятыми или испуганными. И даже слегка насмешливо смотрели на командира взвода спецназа ГРУ, словно бы его жалели. И хотя младший сержант назвал их парнями, они казались уже не молодыми. По крайней мере, одному лет сорок, а второй ненамного моложе.
– Значит, работорговлей у нас грузинские пограничники промышляют? – спросил Самоцветов. – Это, кстати, грозит вам пожизненным сроком по приговору европейского суда, куда мы вас можем отправить, чтобы не судить вас ни по грузинским, ни по российским законам.
Старший пограничник постарался не остаться в долгу. Угрожать он тоже умел.
– То есть вы намереваетесь выкрасть нас с территории Грузии и отправить в Страсбург? – спросил без страха мужчина. Он первым упал и разбил себе лицо. У офицера по тонким щегольским усикам сбегала из носа кровь, но он не вытирал ее даже рукавом, словно не замечал. Только иногда слизывал острым кончиком языка, словно оберегая свои усики. – Похищение людей тоже Страсбургским судом, кажется, рассматривается. Тем более с территории другого государства. Что-то я такое слышал…
– В данном случае это будет рассматриваться не как похищение, а как захват преступников. Мы сумеем оформить все документально. Вы сами, наверное, прекрасно видели, что сюда вернулась только маленькая часть большого отряда сванов. Остальные захвачены моими солдатами и сейчас сидят под охраной. Они покажут в суде на вас, на ваше содействие в захвате рабов. Не думаю, что суд будет смотреть и на это сквозь пальцы. Содействие, вызванное корыстными побуждениями. Сейчас вообще за работорговлю наказывают очень сурово. Пытаются искоренить это средневековье.
– Ну-ну, посмотрим, чью сторону займет суд. В современной Европе, я слышал, сейчас ни один суд Россию поддерживать не рискнет. Его тогда собственное правительство живьем съест. Это пора уже знать всем русским. Европа вас справедливо не любит и никогда на вашу сторону не встанет. Вы принимаете законы, которые в Европе считаются варварскими. И замахиваетесь на святые для европейцев понятия…
