И тот неожиданно покорно поскакал по выжженной солнцем степи.
— Пусть хан не имеет ни в чем отказа, — наставлял Чура есаула. — Пусть он ест и пьет, что пожелает. Пусть полнится его гарем женщинами, пусть он живет в удовольствии и усладе. Музыканты должны ласкать его слух райскими мелодиями. Пусть жители Казани принимают его за действительного хана. Ему будут отдавать должные почести, а в утренних молитвах муллы постоянно станут поминать его имя! Но Шах-Али должен знать, кто истинный господин на этой земле! Шах-Али должен знать свое место и помнить о том, что он только раб!
— Будет исполнено, эмир, — поклонился есаул настоящему хозяину Казанской земли.
— Хан хочет есть! — раздалось в покоях Шах-Али, и через некоторое время в тронный зал, выложенный коврами и узорчатыми паласами, вошло несколько женщин. В их руках были серебряные сосуды, до самых краев наполненные янтарным медом, кумысом. На золотых широких блюдах лежал шербет, на больших подносах — мясо.
Вошел Шах-Али. За последний год он еще более растолстел.
— Вот сюда, хан, — любезно улыбнулся есаул и показал на заставленную яствами домовину.
[28]
— Это твое место.
Шах-Али медлил. Как поступить дальше, он не знал. Его хотят унизить, раздавить! Хотят заставить его есть на гробе!
Шах-Али сделал несколько шагов к «столу». Есаул в ожидании поднял глаза на хана.
— Мне не нужно баранины, — произнес Шах-Али. — Я хочу рыбу!
Быть может, самое благоразумное ничего не замечать?
— Хан казанский хочет отведать рыбы! — хлопнул в ладоши есаул.
И тут же вошла девушка. На золоченом подносе она несла осетра. Это было любимое лакомство Шах-Али.
— Пускай все кушанья испробует раб! — потребовал хан.
Привели раба— высокого детину с густой бородой.
— Ешь! — приказал есаул.
Раб трижды широко перекрестил лоб и литые плечи, помолился своему Богу, после чего стал пробовать кушанья. Когда дело было исполнено, он поклонился хану и произнес:
— Отведано угощение. Кажись, не отравлено. Можешь есть, хан.
Шах-Али посмотрел на молодца. Такого ничто не свалит. Надо бы кого поплоше.
— Пусть другой поест, — потребовал хан.
Привели следующего раба. Им оказался тщедушный чернявый мужичонка.
— Уж не это ли пробовать? — удивленно переспросил он, глядя на изысканный обед. И, получив удовлетворительный ответ, пробормотал: — Ладно уж, хоть перед смертушкой поем до отвала.
Невредимым остался и этот пленник, и тогда Шах-Али сделал еще один шаг к «столу».
Домовина была плохо стругана, сосновые доски не пригнаны. Шах-Али чувствовал спиной недобрые взгляды. «Все они хотят моего унижения! Придет же такое в голову, видно, шайтан их надоумил. Прости, Аллах, за упоминание о нечестивом! Пусть же они думают, что я ничего не заметил. Сохрани мою жизнь. Всевышний, а я стерплю! Я замолю все свои грехи, а если я все-таки вырвусь отсюда живым, то поставлю в своем уделе, городе Касимове, в твою честь каменную мечеть! Я перешагну через позор, чтобы выжить и напомнить когда-нибудь о нем обидчикам!»
Шах-Али присел за «стол» и неторопливо приступил к трапезе. Хан старался не смотреть на есаула. Наверняка тот сейчас ловит каждый его взгляд, каждое его движение. «Я не доставлю ему такого удовольствия. Я ничего странного не заметил». Наконец Шах-Али поднялся.
Есаул учтиво поклонился:
— Доволен ли хан обедом?
— Мне понравился обед, — произнес казанский повелитель и скрылся в своих покоях.
Оставшись один, хан достал бумагу и принялся выводить ровные красивые буквы. Это было еще одно письмо князю Бельскому. «Князь, друг мой! Заступись за меня, за раба великого государя московского. Не мил я на ханстве, не люб я народу казанскому. Унижают меня и обиды бесчинные творят. Сегодня я на гробе обедал. Каково же мусульманину терпеть такое? Вызволи меня из плена, а то меня и жизни лишат. Я же великому князю и государю всея Руси Ивану Четвертому Васильевичу еще служить буду».
Шах-Али свернул письмо, перевязал его лентой. При первой же возможности надо передать послание князю. Видно, он в посадах стоит, если в город не пускают. Может, и сумеет выручить из беды.
Совет Чуры Нарыкова
Во дворце эмира Нур-Али решалась судьба казанского хана. Здесь собрались держать совет все виднейшие карачи.
— Опасность миновала. Шах-Али, собаку московскую, нужно убить, — первым высказался Нур-Али. — Вместо него выберем другого хана. Никто нам не сможет помешать: князь Вольский в посадах, а полк князя Палецкого разбит. На ханство можно поставить одного из сыновей Сафа-Гирея.
Следующим говорил Чура Нарыков:
— Нет, Шах-Али еще нужен ханству. Да и убить хана не так просто. Как на это посмотрит Всевышний?!
Чуре возражал эмир Булат:
— Вчера мы перехватили еще одно письмо от Шах-Али, которое он посылал князю Бельскому. Хорошо, что человек, которому хан доверил свою тайну, оказался настоящим мусульманином и послание сразу попало ко мне. Шах-Али задаривает стражу золотом и серебром. А вчера один из слуг отказался сторожить хана! Он стал говорить о том, что держать Шах-Али под караулом — значит восстать против воли самого Аллаха… Пришлось отрубить вероотступнику голову, чтобы убедить остальных в том, что он не прав. — Губы Булата раздвинулись в улыбке. — Но так мы можем лишиться всей стражи! Этот безумец утверждал, что кровь у Шах-Али священная. А что, если эта вредная мысль пришла на ум и другим слугам?! Надо как можно быстрее избавиться от касимовского царька и пригласить Гиреев!
— Видно, наш спор может разрешить только сам Шах-Али, — сказал Кулшериф. — Нужно пойти к нему и спросить, чей же он слуга?! Если он раб урусского хана… Тогда все в руках всевидящего Аллаха, — провел он руками по лицу.
Чура Нарыков застал Шах-Али в покоях. Единственное, что оставалось сейчас казанскому правителю, — это побольше общаться с наложницами и женами, и хан все свое время посвящал любви. Утомленный и расслабленный, он вышел навстречу эмиру.
— Ты хотел меня видеть? — сами собой брови у хана сомкнулись у переносицы.
— Я вижу, казанский хан занят…
— Что ты хотел сказать, эмир?
— Что я хотел сказать? Тебя должны убить, Шах-Али…
На лице хана не дрогнул ни один мускул. Многому научила его жизнь, но накопленный опыт не подсказал, что отвечать, услышав такое. Может, Чура Нарыков хочет сполна насладиться его смятением? Не дождется! А если его действительно хотят убить?.. Тогда какой смысл предупреждать об этом?
— Все в руках Всевышнего, — спокойно произнес Шах-Али.
И Чура невольно проникся уважением к опальному хану.
