Чура был сильный эмир, с ним лучше ладить. Все знали, что он имеет влиятельных покровителей и среди визирей Сулеймана Кануни. Будучи младшим сыном в роду, Чура стал самым богатым и влиятельным. Он славился и своими удачными набегами в пограничные урусские земли. Не было случая, чтобы Чура не вернулся с богатым полоном.
И вот поэтому Кулшериф осторожничал, не зная, что же в действительности прячется за словами сильного эмира. Быть может, его разногласия с Нур-Али — это только хитрый ход и он уже обо всем договорился с хозяином дома? Нет ли здесь ловушки для самого сеида?
Тщательно все взвесив, Кулшериф заговорил сдержанно, учтиво улыбаясь:
— Не пугайся, уважаемый Чура, здесь собрались единомышленники. Все мы стоим за более тесное сближение с нашим южным соседом, Крымским ханством. Сейчас, как никогда, мы должны быть едины. Наше государство испытывает трудные времена, и в Казани нужна крепкая власть. Повернитесь на запад, правоверные, и вы увидите, что урусский царь Иван готовится к новой войне с нами. Он созывает полки со всего государства. А митрополит Макарий благословил царя на новую войну. Внутри же нашего ханства не все благополучно: эмиры перессорились между собой, словно собаки, не поделившие кость! Сейчас же, перед лицом опасности, мы должны забыть наши прежние обиды, объединиться под зеленым знаменем пророка. Только твердая рука способна спасти ханство… Я говорю о Булюк-Гирее, старшем сыне Сафа-Гирея. Он уже не мальчишка, ему минуло пятнадцать лет. А ведь Сафа-Гирей сел на казанский престол, когда ему исполнилось тринадцать! Вспомните же Булюка, как он похож на своего отца, и не только внешне! С каким достоинством он вел себя в Оттоманской Порте, когда был представлен султану?! Разве это не смелость — держаться с его визирями как равный? Да поможет нам в этом Аллах! — Кулшериф провел руками по лицу и продолжил: — Нужно отправить посольство в Крымское ханство, и как можно скорее! Только тогда мы и сможем заполучить на казанский престол старшего сына Сафа-Гирея. Его мать, крымская бике, из достопочтенного рода Ширин. Не правда ли, уважаемый эмир? — посмотрел Кулшериф на Нур-Али.
По лицу, заросшему редкими рыжеватыми волосами, скользнула лукавая улыбка. Грузное тело Нур-Али шевельнулось и удобно расплылось на мягких подушках.
— Она моя сестра, милейший сеид.
— Выходит, в этом деле нам оказывает покровительство сам Аллах. Завтра, с вашего разрешения, достойные, в Крым поедет гонец передать нашу волю. Пусть просит Булюк-Гирея на Казанское ханство.
— Да будет это решение волей самого Аллаха! — дружно согласились карачи.
Улан приходит на помощь
Казань строилась на высоком холму. Некогда это место было покрыто густым дубовым лесом, город быстро оттеснил дубраву на противоположный берег Казань-реки.
Город богател. Рос. Торговал с соседями. Его мечети остроконечными куполами многочисленных минаретов тянулись вверх, к самому небу. Мощью и великолепием поражали городские стены, выложенные из толстенных дубовых стволов. Крепостные многоярусные башни чем-то напоминали мусульманские храмы. Перед городскими стенами вырыт глубокий ров, заполненный водой до самого верху. С одной стороны город омывала река, с другой — раскинулось Поганое озеро. Город казался неприступен.
На самой вершине холма стоял величественный собор Кулшерифа, который, будто замерев в почетном карауле, окружали восемь каменных минаретов. Полукруглый верх собора был выложен мозаикой, а в центре — золоченый шпиль с полумесяцем на острие.
Улан Кучак не скрывал восхищения, глядя на дубовые стены города, на высокие минареты. С башен гостей приветствовали трубы. А с одной из стен тяжко ухнула пушка. Кучак остановился у глубокого рва. Вода в канале мутная, покрыта зеленой застоявшейся плесенью.
Громыхая тяжелой цепью, опустился подвесной мост, шаткий и старый. Гнедой шарахнулся от режущего звука цепи, но под сильной рукой хозяина успокоился, умерил прыть.
— Теперь это твой дом, — потрепал Кучак жеребца по холке.
Из Крыма вместе с Кучаком в Казань прибыли триста казаков. А следом за всадниками тянулись многочисленные повозки со скарбом, походным имуществом, дорогими подарками. Жены улана ехали в крытых кибитках, украшенных лентами и пестрыми лоскутами.
По деревянному мосту процокали копыта легконогого жеребца Кучака, потом зазвучала быстрая дробь казацких коней, а затем со скрипом покатились повозки с женами.
Как только вереница кибиток скрылась за высокими Крымскими вратами, мост был поднят, отделив кремль от деревянного посада.
Кучак уверенным шагом переступил порог покоев Сююн-Бике.
— Ты звала меня, моя повелительница, и я прибыл немедленно. Я приехал, чтобы припасть к твоим ногам. Со времени нашей последней встречи ты стала еще краше.
— У меня умер муж — казанский хан, — сухо оборвала улана Сююн-Бике.
— Прими мою скорбь, — спохватился Кучак.
Женщина подошла к улану и, тронув его за плечи, подняла с колен. «Он похож на моего мужа». Она неожиданно подумала о том, что хотела бы, как и в далеком прошлом, прижаться к его груди, ласкать пальцами лицо, лохматить волосы. Но тень Сафа-Гирея прочно оберегала ее от опрометчивых поступков. Сююн-Бике поспешила отойти в сторону, поборов искушение. «Как, наверно, счастлива та женщина, которую он обнимает», — не без грусти подумала бике и, как никогда прежде, почувствовала себя одинокой.
— Я приехал сразу, как только ко мне прибыл гонец. Я должник Сафа-Гирея и твой раб, — продолжал Кучак. — Вспоминала ли ты меня, госпожа?
Взгляд у Сююн-Бике посветлел. Мыслями она унеслась в прошлое, такое далекое и такое родное. В то время, когда они оба были молоды и счастливы. За какими горами осталась та пылкая девичья любовь? Если бы Кучак знал, сколько раз она потом вспоминала его сильные руки, уверенный голос. Но Сююн-Бике никогда не скажет ему об этом!
— Все ли ты выполнил в точности, Кучак, как я тебя просила?
Улан сумел придать лицу покорность и низко поклонился Сююн-Бике.
— Да, бике, все исполнено в точности, как ты велела. Вчера я отправил послов к твоему отцу Юсуфу в Ногайскую Орду.
Бике задумалась. Если бы все получилось так, как она рассчитывает! Мурза Юсуф обязан ответить на просьбу дочери и должен прислать в Казань хоть небольшое войско. Пусть же Нур-Али видит, что она не одинока в своем горе. Пусть все казанские карачи знают, что отец не оставит свою дочь в беде.
— Нур-Али и Кулшериф тоже не сидят сложа руки, — продолжал Кучак. — Они хотят перехитрить тебя. Вчера от своих людей я узнал, что они отправили послов в Крым к хану Сагиб-Гирею, чтобы он отпустил своего племянника Булюк-Гирея на Казанское ханство.
Сююн-Бике подошла к узкому решетчатому окну. Оно выходило на большую базарную площадь, откуда были слышны голоса купцов, громко расхваливающих свой товар. «Базарный день, — подумала бике, — интересно, много ли купцов приехало из Ногаев?»
