– От тебя зависит, как скоро ты руки опустить сможешь, – сказал Коваленко, разыгрывая роль «доброго» следователя. Значит, капитану предстояло играть роль «злого».
– Его, Юрий Витальевич, вы можете обнадеживать, но сами, прошу вас, не обнадеживайтесь, – предупредил он майора. – Я не верю, что этот урод будет откровенным. Может, вообще его так продержать сутки и только потом допрашивать?
– Если хочет отдохнуть хотя бы на время допроса, будет откровенным. И чем больше будет говорить, тем дольше отдыхать будет. Главное, чтобы говорил интересное, иначе нам может надоесть. Мне кажется, он человек разумный и знает, что мы в любом случае своего добьемся. Хоть мытьем, хоть катаньем… Простым разговором по душам не получится, применим другие меры. Сделаем укол скополамина
[20]
. Тогда сам, без наших вопросов, без умолку начнет болтать, расскажет гораздо больше, чем знает. У меня в сейфе несколько ампул найдется…
– Скополамин – штука хорошая, – согласился капитан. – Можно и сразу укол поставить.
– Ставить? – спросил майор пленника.
Тот явно не знал, что такое скополамин, но само название препарата бандита слегка напугало и сделало сговорчивее:
– Так скажу. Спрашивайте. Только руки отцепите.
Переглянувшись с майором Коваленко, Григорий Владимирович неторопливо подошел, дотянулся и своим ключом расцепил наручники. Позволил пленнику опустить руки и уже в нижнем положении защелкнул их снова. Совершенно ни к чему давать пленнику надежду на относительную свободу. К тому же наручники, оставленные только на одной руке, тоже становятся оружием. Правда, это уже было элементом из программы обучения спецназа ГРУ, где любой предмет, попавший под руку или в руку, должен становиться оружием – хоть карандаш, хоть пепельница. Но бандит мог дойти до этого интуитивно. Наручники же на двух руках стесняли свободу владения руками и делали бандита безопасным.
– Итак… – начал Шереметев, вернувшись на свой стул.
– Спрашивайте, – поднял голову бандит, показывая свою готовность к сотрудничеству.
– Где сейчас Борзов?
– Откуда я знаю? Я с ним уже давно не виделся. Я слишком мелкий человек, чтобы с ним напрямую общаться. Он – эмир, а я простой моджахед.
– А кто знает?
Пленник не торопился ответить, долго раздумывал, и эти раздумья капитану не понравились.
– Труба по тебе скучать начинает, быстрее соображай!
– Урзай с ним договаривался. Наверное, Урзай лучше всех знал его планы. Он нами всеми командовал.
– Где Урзай?
– Его завалило камнями. На базе. Как только обстрел начался…
– Ты уверен?
– Я сам видел. Его первого завалило. Сразу придавило, когда потолок провалился.
– На какой машине Урзай ездил? – решил внести свою лепту в допрос и майор Коваленко. – В последнее время. На какой?
– «Семерка». Голубая такая, светлая…
– Где он жил?
– А Махачкале.
– Сосед Борзова? – спросил Григорий Владимирович.
– В другом подъезде.
Капитан с майором переглянулись. Случайный вроде бы вопрос капитана попал в цель. Светло-голубая «семерка» стояла у крайнего подъезда дома профессора Идрисова. Это видели и капитан Шереметев, и старший прапорщик Николай, о чем Шереметев и сообщал майору Коваленко.
– Ладно. Тела сейчас откапывают. Завтра уже ясно будет, кого завалило. А что «костяная нога»? Он так в последнее время и жил у эмира? Он что, ближе к Борзову, чем Урзай? Учти сразу, что слова твои мы можем проверить. «Костяная нога», или как там его зовут, я запамятовал, у нас. Как, кстати, его зовут?
– Азар, что ли? С гипсом?
– Да.
– Азар Абусаидов.
Капитан посмотрел в свой блокнот, где еще на перевале сделал запись, и кивнул головой:
– Правильно. Азар Мухамматович Абусаидов. Так что, где он проживал?
– У Исмаила Эльбрусовича. Азар от жены ушел. Дерется она у него сильно. Он не вытерпел и ушел. Исмаил Эльбрусович временно его приютил у себя.
– А что, у Борзова у самого жены нет? Почему его квартира пустует?
– Она же в Англии живет.
– Англичанка?
– Нет, она из татов
[21]
. Иудейка.
– А почему она не хочет здесь жить?
– Она – голова. Ей в английском доме думается лучше. У эмира хорошая квартира в самом центре Лондона. Там она и живет.
– Да, на улице Пикадилли, – показал свое знание капитан Шереметев.
Но это говорило не о хвастовстве Григория Владимировича, а являлось показателем осведомленности офицера, предупреждавшего пленника, что и без его слов известно уже многое, и нечестные ответы на вопросы офицеров могут снова поднять «на трубу», которая дамокловым мечом висела над головой пленника.
– А что такое – голова? Я не понял точно, объясни, – потребовал майор Коваленко.
– Она думает и решает, а Исмаил Эльбрусович делает. Она статьи всякие пишет. Головой, одним словом, работает.
– Не только статьи, но и программу для «Красных волков», – неожиданно для самого себя произнес капитан Шереметев.
– Нет, программу писал Исмаил Эльбрусович, по крайней мере, он так говорит. Он человек грамотный, может и написать. Зря, что ли, студентов натаскивает.
