Станиславский с Чубо ворвались в наскоро сооруженный то ли окоп, то ли редут, не знаю уж, как правильно назвать это сооружение. Двое наших противников в это время уже залегли перед бруствером. Еще пара только собиралась залечь, когда спецназовцы оказались среди них.
Командир взвода успел ударить только один раз. Он разрубил горло бойца, повернувшегося к нему. Командир отделения сначала ногой свалил противника, рванувшего к нему навстречу. Потом, тоже походя, словно между делом, он рубанул лопаткой другого, уже лежащего на огневой позиции и не понимающего, что происходит. Только после этого Володя Чубо в прыжке нанес новый удар лопаткой по голове врага, которого отбросил ногой.
Лишь один из бойцов коммандос среагировал, перекатился, поднял свой карабин, чтобы выстрелить, но не успел. Мой «Винторез» сработал раньше. Стрелял я не бронебойными пулями, опасался, что бронежилет может выдержать, поэтому выбрал незащищенное место. Пуля угодила в пах бойца, лежащего на камнях, и, наверное, вошла в живот. С такими ранениями долго не живут. Сочувствуя раненому, старший лейтенант Станиславский ударом лопатки прекратил его мучения.
Все было закончено за секунды. Выстрел «Винтореза» был не громким и едва ли мог привлечь чье-то нежелательное внимание. Мои командиры отработали на «отлично», показали мне, молодому солдату, насколько важно уметь подбираться к противнику незамеченным.
Но я не забывал об осторожности, поэтому посмотрел на экран планшетника. Когда крышка чехла не закрыта, он в спящий режим не уходит. У меня не было необходимости повторять запуск программы.
Я не зря посмотрел на монитор. В нашу сторону двигались два человека. Камера спутника отчетливо показывала первого, бегущего по нашему предполагаемому маршруту со снайперской винтовкой в руках. Боец в черном двигался быстро, хотя как-то неуклюже, широко расставляя ноги. Так обычно бегают по скользкой поверхности.
Второй отстал от него метров на пятьдесят. Облачко, клубящееся над его головой, показало мне причину такой вот ситуации. Боец бежал с сигаретой, горящей у него во рту.
Первый из них уже находился в опасной близости. Он подбегал к тому повороту, где мы свернули на склон. Скоро этот тип должен был повернуть и мог увидеть старшего лейтенанта и младшего сержанта, стоящих в полный рост и не ждущих появления новых противников.
Кричать было рискованно. Бегущий человек мог услышать меня. Знаки мои могли быть не поняты. Я принял решение, вскочил, рывком бросился вниз по склону, пробежал мимо Станиславского с Чубо и в прыжке занял место в свободном укреплении, выстроенном нашими врагами совсем недавно.
Только я успел поднять ствол, как бегун выскочил из-за поворота. Он даже замахал своей винтовкой, приветствуя нас. Я же до выстрела успел подумать, что это признак плохой школы. Нельзя так бегать с оружием, на котором уже стоит оптический прицел. Его следует беречь, переносить в чехле и выставлять на оружие непосредственно перед стрельбой.
Потом я выждал, когда снайпер в черном сделает десяток шагов за поворот, и выстрелил ему в голову. Тридцатиметровая дистанция не позволила мне промахнуться. Точно так же расстреляли бы и нас, не имей мы планшетника, связанного со спутниками. Второго бойца пришлось дождаться. Он, наверное, закурил еще одну сигарету и дымил без остановки. Так, не успев перевести дыхание, этот любитель табака и получил пулю в лоб.
Старший лейтенант Станиславский послал младшего сержанта Чубо к убитому снайперу с приказом, который в нашей ситуации был нелишним.
– Володя, сними с винтовки затвор, а ее выбрось. Незачем нам лишний груз таскать! – распорядился он.
– Я схожу, товарищ старший лейтенант, – вызвался я. – Посмотрю, что за винтовка. Если хорошая, то нужно ее забрать. У нас в роте на всех одна приличная.
– Гони!.. – согласился Станиславский.
Сам он как раз снял с одного из убитых переговорное устройство, или рацию. Я не большой специалист в этом. Прибор размером с сотовый телефон, может быть, только чуть-чуть потолще. Один провод уходил в ухо покойника. Станиславский потянул за него и вытащил миниатюрный наушник. Второй провод тянулся к микрофону, закрепленному на воротнике погибшего бойца.
– Похоже на нашу модель. Такие рации стоят на вооружении в офицерских группах спецназа. Хорошо, что она выключена. Никто не слышал предсмертных хрипов. Теперь мы можем узнать, о чем они говорят.
Станиславский нашел, как включается рация, сделал это и сунул гарнитуру себе в ухо. Он стоял, смотрел в небо и слушал.
Я же побежал к убитому снайперу. Его оружие меня не заинтересовало. Это была снайперская винтовка Драгунова, обычная в нашей армии. Специалисты считают ее просто модификацией автомата Калашникова, приспособленной для дальней прицельной стрельбы.
Такие у нас в роте были. Поэтому я просто вытащил из винтовки затвор, сделал ее непригодной к использованию. На обратном пути я спрятал его под камень, который с большим трудом сумел сдвинуть с места.
Командир взвода и Володя Чубо наблюдали за моими действиями. Они уже закончили свою работу, обыскали убитых, сняли с оружия тактические фонари, которые ценились больше, чем сами американские карабины. Один такой фонарь получил я, но не стал прицеплять его на свой «Винторез». Два других мои боевые друзья укрепили на своих автоматах.
На этом все дела вроде бы были закончены. Можно было бы продолжать путь, но Станиславский все еще слушал через чужую рацию какие-то разговоры наших преследователей. Поэтому мы ненадолго задержались.
Глава 9
Доктор Норфолк спал ничуть не хуже капитана Джадиани, храпел так, словно захлебывался слюной. Когда охранники лаборатории выгружали их, Норфолк на несколько секунд открыл глаза, приподнял голову, но даже не попытался встать самостоятельно. Крепкие парни вытащили страдальцев из машины, переложили обоих на одеяла и отнесли в кабинет врача, поскольку своего лазарета лаборатория не имела.
Полковник Костатидос смотрел на все эти действия с явным неодобрением. Он не понимал, почему отключился Гиви, хотя догадывался, что стало причиной сонливости Норфолка. Любимая фляга доктора оказалась пустой.
Капитан Софикошвили сообщила полковнику, что Норфолк в последнее время пристрастился к местной разновидности крепких спиртных напитков, называемой чачей. Он узнал, что чача – это виноградная водка, чаще всего произведенная кустарным способом на частной кухне. Сам Костатидос временами позволял себе побаловаться бокалом хорошего вина, но не более. Он никогда не испытывал непреодолимой тяги к алкогольным напиткам, поэтому ему трудно было понять доктора Норфолка.
Полковник не уловил сути разговора майора Хортия с врачом и фельдшером, потому что не считал для себя достойным изучать грузинский язык. Да и отношение этого майора к полковнику ЦРУ было, мягко говоря, не самым лояльным. Данное обстоятельство бесило Костатидоса, однако показывать свое внутреннее состояние он не привык.
По прибытии в лабораторию капитан Софикошвили предложила полковнику расположиться в своем кабинете и предоставила в его распоряжение компьютер, хотя полковник в этом не нуждался, поскольку имел собственный ноутбук. Ему необходима была только линия для выхода в Интернет. В лаборатории была установлена Wi-Fi-точка, и Костатидос мог бы сразу начать работать, но заниматься этим в коридоре он не умел, потому не отказался от любезного предложения мисс Дареджан.
