Я поймал в прицел рюкзак бандита, которого выбрал, но он вдруг сделал шаг в сторону и остановился, пропуская всю группу. Бандиты шли точно так же, как учили ходить нас. Ведущий задает темп, а когда устает, пропускает весь строй и пристраивается сзади. Идти замыкающим всегда легче. Так, по очереди, все бывают ведущими. Особенно важен этот принцип зимой, когда приходится торить тропу по снегу. Тогда и меняться надо чаще. Забегая вперед, скажу, что в этот раз усталость спасла бандита.
Я перевел прицел на другого мужчину, который только что стал ведущим. Прямо по центру спины в рюкзаке у него виднелись очертания какой-то коробки. Она явно была не из легких, потому что заметно оттягивала лямки рюкзака и распрямляла плечи бандита. Такие грузы хорошо носить сутулым людям, чтобы поправить осанку.
Пора было стрелять. Я задержал дыхание и нажал на спусковой крючок. Выстрела слышно не было, но его результат оказался весьма громким. Рюкзак за спиной ведущего элементарно взорвался. Сам этот бандит лицом вниз полетел на землю, каменистую в этом месте. Но ему уже было все равно, куда и как он упал.
Остальные же бандиты остановились так резко, словно с разбега треснулись лбами о стену. Они отпрянули от своего упавшего товарища, но побежали не сразу. Реакция у большинства из них все же оказалась запоздалой. Трое, шедшие вслед за ведущим, резко начали кашлять и согнулись. Один из них даже упал на колени.
Но зарин, насколько я помнил, не должен действовать так быстро. Это была, скорее всего, психосоматическая реакция. Бандиты знали, что тому, кто нанюхается отравы, будет хреново до смерти, вдохнули ее и сначала растерялись. Они были просто не готовы к тому, что их оружие ударит по ним же. Такой переворот событий создал панику, а она добавила им испуга.
Среагировал только тот из них, который был до этого ведущим и удачно избежал пули, вовремя сдвинувшись в сторону. Он резко развернулся и козлом заскакал по склону. Должно быть, этот тип подумал, что поступил мудро, не побежал по тропинке, считая, что газу легче распространяться по низинке, чем подняться на какую-то высоту.
Хотя, насколько я помнил из занятий по противохимической защите, зарин как раз и имеет свойство испаряться, а не ложиться на землю. Впрочем, я имел полное и почти законное право на ошибку, потому что на подобных занятиях, как и все остальные, мало что слышал, считал, что меня-то уж это точно никак не коснется.
Тут удушье подступило к последнему бандиту, оставшемуся на месте. Этот тип попытался побежать, но трижды споткнулся. Потом он упал и двумя руками схватился за горло.
Я второпях начал ловить в прицел убежавшего противника, но делать это оптикой всегда затруднительно. Надо было рот не разевать, словно сам я зарина наглотался, а стрелять сразу. Бандит скрылся за склоном холма и начал спуск на другую его сторону, пропал из моего поля зрения. Если он и дальше думал преодолевать подъемы и спуски, а не идти между холмами, то я еще мог бы его достать с предельной для «Винтореза» дальности
[12]
.
Конечно, с такого расстояния я никогда еще не стрелял в реальной боевой обстановке и рисковал промахнуться. Но у меня в голове сразу прозвучала знаменитая фраза: «Не верю», произнесенная голосом однофамильца великого режиссера, старшего лейтенанта Станиславского. Он не верил, что я промахнусь.
Я тоже не хотел, чтобы это случилось, и всматривался в склон соседнего холма, надеясь увидеть спину человека, стремящегося вверх. Но я хлопал глазами слишком долго. Беглец должен был бы появиться уже два раза. Только тогда я понял, что у бегуна просто не хватило дыхания на следующий подъем, поэтому он двинулся между холмами. Следовательно, увидеть и достать его я уже не могу.
Через какое-то время он встретится со второй группой. Чем это нам грозит? Все по большому счету зависит от того, как беглец воспринял взрыв. Понял ли он, что тот стал следствием выстрела? Ведь этот везунчик мог предположить, что такая беда произошла по какой-то иной причине.
С полутора сотен метров практически невозможно услышать звук выстрела «Винтореза». Увидеть, что в рюкзак попала пуля, тоже никак нельзя. Она ударила, и сразу же, без всякого временного промежутка раздался взрыв. Нельзя совместить эти два факта и сделать правильный вывод. Значит, бандит не сможет сказать, что их атаковали.
А рискнет ли вторая группа подойти к тем, кто нес контейнеры? Спасать там уже некого. Все, кроме одного, который смог убежать, уже упали и не шевелились. Первый погиб от моей пули и взрыва, остальные – от поражения зарином. Распыление отравляющего вещества произошло так близко, что спастись было уже невозможно. Одной минуты, как я помнил, вполне достаточно, чтобы человек перестал дышать.
Но вот какова стойкость зарина, которым начинены контейнеры, находящиеся в рюкзаках бандитов – этого я не знал. Вообще-то, зарин не относится к числу стойких химических соединений. Если люди из второй группы знают, через какое время произойдет распад газа, когда именно данное место станет безопасным, то они могут сюда прийти и посмотреть, что случилось с этим контейнером, поинтересоваться, почему он взорвался. Найдут ли бронебойную пулю – это вопрос открытый.
Но не имел возможности спуститься туда. Мне следовало возвращаться, потому что уже начинало смеркаться. Я знал, что у здешних сумерек медленное начало, но быстрое продолжение. Мне очень хотелось успеть засветло вернуться к своим.
Старший лейтенант Станиславский даже голову не поднял, когда я подошел.
Он не отрываясь смотрел на монитор планшетника, но все-таки сказал:
– Молодец, отработал на твердую четверку.
Он и младший сержант Чубо внимательно наблюдали за тем, что происходило по ту сторону скальной стены. Я, конечно, понимал, что это было не простое любопытство. Но меня слегка задело то обстоятельство, что мой точный выстрел в контейнер с зарином оценен только на твердую четверку. Я считал, что моя работа вполне тянула на пять с плюсом. Ладно, плюс можно было бы и убрать из-за того, что я упустил бандита-бегуна. Но пятерка оставалась в любом случае.
– Сделал, что мог. Если бы без оптики, то я подстрелил бы бегуна. Через нее трудно искать цель, да и практики у меня мало.
– Да, если бы была практика, ты его не упустил бы. Но на пятерку ты не тянешь. Никого не упустить – это было принципиально важно.
– Мне кажется, не произошло ничего страшного, – сказал младший сержант. – Первый выстрел был великолепный. Бандиты и не поняли, что случилось.
– Хорошо, если не поняли. Тогда что этот, как ты говоришь, бегун, сейчас объясняет людям из второй группы? Подскажи, если сможешь.
Я глянул на монитор через плечо младшего сержанта. Чубо тоже внимательно наблюдал за укрупненным изображением.
– Если это называется объяснением, тогда я вообще никому и ничего никогда не объяснял, – за меня прокомментировал младший сержант то, что мы сейчас видели. – Он, мне кажется, в драку лезет. Предъявляет претензии. Требует чего-то. Три его товарища тоже. Бандиты. Кажется, у них происходит разделение группы.
