Компания — Габриэл впереди, за нею Оскар с пакетом, в котором лежали две бутылки «Шато-Марго» 1961 года, за Оскаром Эстелла в толстых очках — долго, целую вечность, как показалось Оскару, поднималась по лестнице. По нечистой лестнице из искусственного мрамора. Очень дешевая американская мечта. «Мы честно трудимся и живем в доме с мраморной лестницей», — опять съязвил Оскар.
— Сюда, Оскар!
Одна из шести дверей четвертого этажа, как и все внутренности дома, залитая той же, цвета, дерьма, краской, была открыта, и в двери стоял Яцек. В белой тишотке с узенькими лямками на плечах и в тех же домашних, раздутых в коленях цвета хаки штанах, в которых он расхаживал перед Оскаром пять лет назад, когда бесприютному Оскару пришлось осесть у Яцека в Бруклине. Штаны только чуть пообтрепались внизу.
— Хэлло, миссис Кроадис, — опять не попал в цель Яцек и, согнувшись, поцеловал руку Габриэл. Оскар отметил про себя, что у Яцека узкие плечи никогда не занимавшегося физическим трудом человека, и хотя для Габриэл он представитель простых людей, для Оскара Яцек провинциальный дешевый интеллигент, притворяющийся не по своей воле простым человеком.
— Хэлло, мистер Гутор! — Лицо Габриэл треснуло в искренней улыбке. Габриэл, очутившись в холле, все время с удовольствием оглядывалась.
«Чему она так радуется?» — с раздражением подумал Оскар и, пока Габриэл представляла тараканьему богу свою дочь, Оскар попытался определить состав запаха гуторовского холла.
«Часть, безусловно, кошачья моча… Еще часть, вне сомнения, не что иное, как запах старой дешевой мебели и старых сальных тряпок, которыми полны квартиры этого дома… Еще один из элементов воздуха — запах старых тел обитателей дома». Оскар был уверен, что, как обычно, две трети обитателей — дети и старики, самая вонючая часть человечества. Часть…
— Заходи, Оскар, — отвлек его от исследовательской работы соотечественник. Габриэл и Эстелла, оказывается, уже были внутри.
Оскар прошел вслед за Яцеком в полутемную внутренность квартиры, и в квартире его ожидал другой запах — кисловатой сырости. К кисловатой сырости примешивался слабый, но едкий ветерок готовящейся еды. Какой? — попробовал угадать Оскар. Он не сомневался, что будет подан неизменный рис. Но варящийся рис выпускает в воздух только пресную сырость… Может быть, Яцек варит почки или мозги? Или коровье вымя? При одном воспоминании об этих жутких субстанциях Оскара едва не стошнило…
10
— У вас очень уютно! — польстила Габриэл единственной комнате Яцека, куда, вильнув мимо влажной кухни, привел их коридор.
Оскар поморщился. Уютной комнату Яцека можно было назвать, может быть, только если надеть очень розовые очки. Стены комнаты, там, где они не были прикрыты полками с великим множеством растрепанных польских книг, были неопределенного желто-грязного цвета. В одном из углов комнаты, прямо на полу, лежал матрац, накрытый синим одеялом в желтых пятнах, — служивший Гутору постелью. Из-под одеяла выглядывала, как обычно, не очень свежая простыня. Даже на деньги, получаемые Гутором-гардом, можно было выбелить комнату и иметь чистую постель…
Рассадив гостей на разнокалиберные стулья и кресла — Оскару сразу же стало понятно, что стулья и кресла Яцек притащил с улицы, — мистер Гутор удалился на кухню.
— Оскар, — встала с продавленного кресла Габриэл и, подойдя, заглянула Оскару в глаза. — Я вижу, ты недоволен. У тебя что, плохое настроение?
Оскару стало стыдно. В сущности, ничего страшного не происходит. Они посещают представителя примитивного и бедного племени в его хижине. Оскар же ведет себя хак истеричка только потому, что сегодняшняя жизнь Яцека Гутора — это прошлое Оскара Худзински…
— Извини, Габриэл, я забыл о своем чувстве юмора… — Оскар улыбнулся.
— Твой друг живет как настоящий Диоген… Книги, книги и книги… — Габриэл обвела взглядом стены комнаты.
— Старые польские книги, — уточнил Оскар. — Я не вижу английских книг. Почему нужно перечитывать вновь и вновь весь этот старый хлам? — Оскар досадливо поморщился.
— Чем польские книги хуже английских книг? — спросила Габриэл невинно. Прислушивающаяся к их разговору Эстелла встала и подошла к книжным полкам, пытаясь прочесть непонятные ей названия на корешках.
Оскар не успел объяснить Габриэл, чем польские книги хуже английских, потому что вошел узкоплечий и узкогрудый Яцек, уже успевший поверх ти-шотки надеть дряхлую голубую джинсовую рубашку, и радостно возвестил:
— Бигос уже готов. Мы будем есть очень польскую еду, миссис Кроадис…
— Называйте меня Габриэл, хорошо, Яцек? — помогла поляку миллиардерша, очевидно решившая, что ему никогда не справиться с «Крониадис»…
Оскар же получил исчерпывающий ответ на интересующую его формулу запаха гуторовской квартиры — тушенная часа два кислая капуста с плавающими в ней мясными обрезками: дешевые сосиски, куски бекона — все идет в дело. Бигос. А как же вегетарианство?
11
Сообща, в духе коллективизма, они освободили письменный стол Яцека от книг и других более мелких предметов. В число оных входили: черный носок (один), бронзовая чернильница без чернил, с дюжину дешевых шариковых ручек, скрепки, огрызки карандашей, бумаги, выгоревшие причудливыми узорами от падающего в окно солнца и растрепанные, даже камни… Стол они перенесли в центр комнаты. При переноске Яцек попросил Оскара особым образом ухватиться за доверенную ему часть стола, дабы дряхлое сооружение не развалилось.
На стол, при активной помощи Габриэл и необычно оживленной Эстеллы, были водружены аксессуары обеда: галлон калифорнийского шабли (Яцек настоял, чтобы его вино пили вначале), хлеб, польские огурцы «Власик» в банке, круг польской колбасы, разнокалиберные стаканы, тарелки и такие же, отбившиеся от своих, случайные ножи и вилки. Габриэл, очевидно в качестве особой привилегии, досталась причудливо изогнутая тусклая серебряная вилка и сточенный до того, что имел вид старинного стилета, нож с серебряной ручкой.
— Вначале выпьем и будем есть закуски. Бигос должен немного настояться, — объявил программу Яцек и, взяв обеими руками галлон, налил вначале Габриэл, затем Оскару и себе и неуверенно застыл с галлоном лад стаканом Эстеллы Крониадис… — Можно ли девочке вино, миссис Кро… Габриэл?
— Эстелла, ты хочешь вика? — спросила Габриэл у дочери.
— Хочу! — Ученица нью-йоркской школы для особо одаренных детей наклонила голову в знак согласия.
Школа помещается в здании Хантэр Колледжа. Эстелла Крониадис, согласно заметке в «Нью-Йорк таймс», которую недавно показывала Оскару гордая Габриэл, является надеждой американской математики и одной из самых неприятных девочек-подростков, каких Оскару пришлось когда-либо встретить в его жизни. Сегодня Эстелла, правда, необычайно социальна. Она не только согласилась поехать в Асторию в компании матери и нелюбимого ею Оскара, но даже несколько раз спросила о чем-то мистера Гутора, указывая на его книги. Оскара она, как обычно, старается не видеть.
