Книга Княжий удел, страница 60. Автор книги Евгений Сухов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Княжий удел»

Cтраница 60

— Самое время, князь, причаститься.

— Вот скажи мне, отец Иосия, голос у меня есть али пропал? — усомнился Дмитрий. — Пою, а голоса своего не слышу. Вижу, бояре рты пораскрывали и вроде бы тоже поют, а как ни напрягаюсь, ничего услышать не могу.

— А ты пой, батюшка, душе все равно очищение.

Не разобрал ничего князь и, оборотясь к постельничему, сказал:

— И ты здесь, Дементий… Жалко мне от вас уходить. Скорбь большая, да Господь призывает. — И князь снова запел.

По Галичу прокатился слух, будто Дмитрий Красный воскрес из мертвых, и под окнами княжеского дворца собралась толпа зевак и нищих, чтобы поглазеть на чудо. Юродивые вопили, что сие пение чудодейственное: глухие от него начинают слышать, а незрячие видеть, и преображение то действует благотворно на баб пустоутробных. И ко двору князя валом спешили сироты и калеки, которые здесь же, у красного крыльца, подхватывали пение во здравие князя.

Князь Дмитрий Юрьевич Красный умер на заре.

Он просто перестал петь, и бояре, удивленные его долгим молчанием, неловко переглядывались, а потом Дементий, заглянув в очи князю, понял, что дух его покинул тело.

— Кажись, отошел, благовернейший… — произнес, крестясь, отец Иосия.

— Что делать-то теперь будем? — сиротливо озирался Дементий. — Не так давно Юрия Дмитриевича хоронили, а теперь вот… сына его любимого.

— Великому князю весть нужно послать о кончине его двоюродного брата.

— Пошлем, — согласились остальные бояре. — У Дмитрия Красного характер покладистый был. Василий Васильевич на него зла не держит, может, и поскорбит вместе с нами.

— А еще за Дмитрием Шемякой послать надо. Вот кто от братовой смерти опечалится! Хоть и не ладили порой они между собой, а любил его старший брат.

— Да, всем хорош Дмитрий Красный был. Когда Васька Косой и Дмитрий Шемяка боярина Морозова убили, то Юрий Дмитриевич за это на сыновей осерчал. А Дмитрий Красный отцову сторону принял. На старших сыновей князь опалу наложил, а про Красного сказал, что Божий человек он и зло на него держать грешное дело.

Князя обрядили в белые одежды, вставили в руки погребальную свечу и отнесли в церковь Святого Леонтия, в которой так любил молиться князь при жизни.

На восьмые сутки пришел Дмитрий Шемяка. Все такой же, как и прежде, стремительный, дерзкий. Он не взглянул на согнувшихся бояр и, обратясь к отцу Иосии, спросил:

— Где брат лежит? Взглянуть хочу!

Бояре не разгибали спины, зная крутой характер среднего брата Дмитрия Младшего. Лучше голову ниже склонить, чем совсем без нее остаться. Что им, этим мятежным братьям, станется, если они на самого великого князя руку поднимают! Может, и другого опасались увидеть бояре — немой укор.

— В церкви Святого Леонтия он лежит, — отвечал Иосия за всех разом. — Вот уже осьмой день пошел, а его и тлен не тронул. Как жил святым, так святым и помер. Царствие ему небесное…

— Отведи меня к нему.

— Пойдем, князь.

Дмитрий лежал у алтаря. В изголовье горели свечи, у ног плачущая юродивая.

— Милый мой князь! Дитятко ты мое родимое, как же я без тебя далее буду? Ушел и со мной не простился.

— Кто такая? — спросил Дмитрий Шемяка. — Почему из храма не выгоните?

— Сидит здесь который день и жалится. Все миленьким князя величает, а сама по себе пропашка!.. Юродивая. Говорит, что якобы дите от него понесла. — И уже осторожно: — Чего только не болтают! Хотели мы ее гнать, да она такой шум подняла, что мы сдались. — И, оборотясь к юродивой, отец Иосия сказал: — Шла бы ты отседова, пока князь Дмитрий Большой с братцем со своим простится.

Отошла блаженная на шаг, отстраненная рукой Иосии, но уходить совсем не собиралась и ревниво, со стороны, наблюдала за тем, как Шемяка наклонился над братом и целовал его в безмолвные уста. Она смотрела на Дмитрия Красного любовно и ласково и в то же время готова была броситься к нему, чтобы оградить от опасности.

Недолго братец пожил, так и ушел сразу вслед за отцом. Словно существовала между ними какая-то духовная связь, которая не оборвалась и после смерти Юрия Дмитриевича, вот и утянул батянька в могилу своего любимого сына.

— До Москвы на руках донесем, а там в церкви Архангела Михаила и похороним. При жизни Дмитрий Младшой ближе всех к отцу стоял, пускай же и после смерти они рядом останутся.

На следующий день под печальный звон колоколов Успенского собора покойного князя вынесли из церкви и неторопливо понесли на плечах. Далек путь до Москвы! Впереди процессии спешили гонцы с печальной вестью, и усопший князь под звон колокола вступал в деревню, где его на плечи принимали молчаливые мужики, чтобы пронести до следующей церкви, там его бережно поднимут на руки другие, пока почивший князь не прибудет к месту своего последнего упокоения.

Дружно в этот год поднялась трава, едва солнце припекло, а первые ростки мать-и-мачехи уже желтыми солнышками лихо взбирались на косогор, ютились в низинах, около дорог и крепостных стен. Только в глубоких оврагах местами оставался слежавшийся снег.

А солнце, словно искупая свою вину за долгое зимнее бездействие, палило сильнее, плавило последний снег. И недели не пройдет, как неприглядную черноту вытеснят разноцветные медуницы, а потом опушки леса станут белыми от распустившихся ландышей.

Москва жила тихо. Казалось, и раны ее понемногу затягивались после междоусобиц братьев, и новгородские мастеровые, приглашенные великим князем, латали разрушенные крепостные стены.

Дел хватало на всех: мастеровые строили через Москву-реку мост. Обветшал он, того и гляди, рухнут вековые сваи в прозрачную гладь и сметут небольшой базарчик, который разместился на его дощатом хребте и где бойко шла торговля. А на прошлой неделе обвалились перила, и в Москву-реку попадала бесшабашная кричащая торговая публика. Насилу всех выловили.

Был Великий пост. Но, несмотря на все напасти, базары в Москве не потеряли своей живости, всюду торговали бараниной, парной говядиной и постной свининой, торговые ряды ломились от квашеной капусты, соленых грибов и всякой всячины.

Брод против обычного казался оживленным, и на богомолье с посадов в Успенский собор сходился народ, чтобы постоять перед образами на коленях и поставить свечу за упокой или во здравие.

На гонца, который легко скакал по Нижегородской дороге, мало кто обратил внимание. Его конь уверенно топтал головки мать-и-мачехи, и комья земли весело разлетались во все стороны.

— Дорогу! Дорогу! — орал он, когда ему навстречу попадалась небольшая группа нищих с котомками на плечах. — Дорогу гонцу великого князя!

Нищие охотно расступались и, сняв с голов дырявые шапки, смотрели вслед. Не дай Бог, еще и плетью угостит. Пусть себе скачет.

— Дорогу! — орал гонец, когда конь ступил на мост и, цокая подковами по свежетесаным доскам, поспешил дальше.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация