Книга Княжий удел, страница 71. Автор книги Евгений Сухов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Княжий удел»

Cтраница 71

— Ты неосторожен, Василий, твой Бог тебе этого может не простить.

Василий взял крест и долго смотрел на распятого Христа. Бог скорбел и был печален. На концах перекладины слезинками блестели алмазы. Кажется, простил Христос своего раба. Василий аккуратно прикрепил крест к цепочке и повесил на шею, теперь-то уж он его не снимет.

Улу-Мухаммед терпеливо ждал. Ему не хотелось торопить великого князя: пусть эта клятва выйдет из сердца.

— Клянусь выплатить тебе выкуп в двести тысяч рублей и на том целую крест, — Василий уже поднес крест, чтобы губами коснуться стоп Спаса, когда его остановило легкое прикосновение прохладных пальцев хана.

— Еще не все, князь… не торопись. С собой на Русь ты возьмешь моих мурз, которые будут служить тебе при дворе, а старшему из моих сыновей, Касиму, отдашь в кормление город.

Губы Василия сжались, вот сейчас он отринет от себя крест и скажет: «Нет!» Но князь разомкнул уста, обещав и это:

— Клянусь исполнить все в точности. Если же я нарушу клятву, гореть мне тогда во веки веков в геенне огненной. И призываю в свидетели моего Бога Иисуса Христа.

Потом он вытер губы рукавом, поцеловал крест и приложил его ко лбу, а потом к правому и левому глазу…

Рано в этот год наступила осень. Не пришла, а нагрянула! Была она столь же быстротечна, как и скороспелая весна. Не успел ветер ободрать с деревьев омертвелые листья, а уж и снег повалил хлопьями, и к Покрову Богородицы земля стала белой, что простыня под брачной ночью. Провожать великого князя вышел сам Улу-Мухаммед, его фигура возвышалась среди приближенных мурз. Он подошел к Василию, обнял его за плечи. Хан прощался искренне и провожал не пленника, а дорогого гостя.

— Привык я к тебе, Василий, так и держал бы тебя здесь подле себя. Однако не могу, великое княжение тебя ждет. Да и жена твоя тоскует!

— Да, хан, ждут меня в Москве.

— И еще я тебе хочу сказать, Василий: от своих мурз я узнал, что великого княжения Шемяка будет добиваться. И на грамоты мои смотреть не станет. Многие князья и бояре его сторону примут.

Князь открыл рот, чтобы произнести слова благодарности, но застряли они в горле комом. Едва смог выдавить из себя:

— Прощай, хан… Дай Бог не свидеться… — И поднес беспалую ладонь ко лбу, трижды перекрестился.

Второй раз возвращался Василий Васильевич от Улу-Мухаммеда великим князем.

Лошади запряжены, возницы в который уже раз осматривали подпруги, заглядывали под телеги, проверяя оси перед дальней дорогой. А князь все не возвращался, словно не хотел расставаться с землей, на которой он стал пленником. Наконец Василий повернулся к Михаилу Андреевичу и сказал:

— Едем, князь… домой.

Кто уезжал не без грусти, так это князь Михаил Андреевич. Зацепила его за сердце юная татарка, с которой он проводил время в полоне. И сейчас, наблюдая в стороне за отъездом князя, она спрятала лицо, опасаясь показать слезы, жгучие, горькие, подступившие к глазам.

Великий князь был отпущен с боярами, воинами и челядью. В знак особого расположения к своему гостю Улу-Мухаммед велел сопровождать князя доверенным мурзам. Татары ехали молча и держались по обе стороны от Василия. И эта ненавязчивость казанских уланов только напоминала ему, что он по-прежнему пленник.

— Эй, мурза, как там тебя? — окликнул Василий Васильевич улана. — Шел бы ты со своими людьми обратно. Здесь меня никто не тронет, через день пути — Московия!

Улан Галям посмотрел на князя. Он не любил Василия, и куда радостнее для него было бы повстречать князя где-нибудь на поле брани, чем сопровождать его до самой Москвы. Но улан исполнял волю хана, которая для него священна, и потому неотступно ехал рядом, готовый ценой собственной жизни уберечь от беды великого князя. И в то же время Улу-Мухаммед велел исполнять волю Василия, как если бы это было сказано самим ханом. Еще некоторое время он колебался, а потом, повернувшись к всадникам, прокричал:

— Едем обратно… в Казань! Князь Василий просит не тревожить его, до Москвы он доедет сам.

Улан даже не попрощался с князем — ударил стременами в бока жеребцу и, обдав Василия липкой грязью, поскакал в обратную дорогу.

— Тьфу ты, нечисть! — Василий Васильевич смахнул с лица комья грязи.

И долго еще потом князь не мог отделаться от ощущения налипшей на лицо грязи — она как смердящий плевок, который не вытравить и благовонным ладаном.

Михаил Андреевич, подгоняя коня, ехал впереди великого князя, повсюду сообщал благую весть об освобождении Василия Васильевича. Колокола радостно бились, встречая московского хозяина. Михаил спешил в Москву к великим княгиням, ненадолго останавливался, чтобы поменять коней, и, забывая про сон, ехал дальше. Под Дудимным монастырем Михаил Андреевич решил остановиться. Он не хотел беспокоить святых старцев и потому лагерь разбил под стенами.

С утра было морозно, замерзли лужицы, тонкий ледок хрустел под ногами. Однако днем солнышко припекло, растопило лед, и его капли крупными бриллиантами поблескивали на солнце. Шатер у Михаила просторный, крепкие обручи стягивали сукно, и порывы ветра разбивались о плотную ткань. Шатер поставили на самом берегу, и он напоминал величавый струг, который резал серую, потемневшую по осени воду, а на высоком стержне трепетало знамя.

Внутри уже было прибрано: в углу иконка, под ней сундук, на который небрежно брошен великокняжеский дар — шуба бобровая. Князь Михаил подозвал боярского сына и, плюхнувшись на сундук, сунул под нос кожаный сапог, повелел строго:

— Снимай! Отоспаться хочу!

— Князь! — переступил порог шатра дьяк Иннокентий, вертлявый, словно маленькая собачонка, мужичок. — У монастыря дьяк Дубенский с Ачисаном!

Михаил Андреевич встрепенулся и, отстранившись от боярского сына, привстал:

— Чего они хотят? Спросил, что им надобно?

— Да по всему видать, от Дмитрия Шемяки к Улу-Мухаммеду торопятся.

— Татар-то много с ними?

— Малость! Может, всех и положим? А ежели что, монахи нам помогут.

— Ачисана не трогать, пускай едет в свою басурманову Орду. Покажи ему печать Улу-Мухаммеда, что Василий, как и прежде, великий князь Московский. А дьяка Дубенского вязать и в шатер ко мне! Да чтоб ни один татарин или наш обратно не повернул! Будут дерзить… мечом рубите!

Михаил Андреевич едва успел ополоснуть с дороги лицо, поменять рубаху, как рынды втолкнули в шатер дьяка Дубенского. Он не желал идти, упирался, матерился нещадно, проклиная насильников, а стражи, взяв его за шиворот, лихо впихивали в шатер. Губы дьяка были разбиты, из носа сочилась кровь.

— Кланяйся князю, негодник! Кланяйся! — как маленькая собачонка, гавкал рядом Иннокентий.

Дьяк рукавом размазал по лицу липкую кровь, и оттого лицо его показалось еще более дерзким.

— Не холоп я твоему князю! У меня свой господин имеется, великий князь Дмитрий Юрьевич!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация