Книга Княжий удел, страница 90. Автор книги Евгений Сухов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Княжий удел»

Cтраница 90

Короткие, заросшие жестким черным волосом пальцы Дмитрия разглаживали чуб отрока, но вот ладонь ухватила непокорную прядь.

— Больно, дядя! — пожаловался Иван.

— Запомни, детка, так и мне больно было, когда отец твой против меня лихо держал и за старшего брата не почитал! Только не угличский я князь, а московский! И всегда им буду! Когда десять тебе исполнится, клятву мне на верность держать будешь, как отец твой поступил. Отходчив я, Ванюша, и доверчив чрезмерно, сколько бед через своего брата претерпел, а уже и не помню, будто этого и не было! Все быльем поросло! Лукавством он силен. Я ему и удел дам. Пускай берет город, какой захочет, ничего мне для брата не жалко. А сейчас сил в Угличе ему надо набираться. Я ведь у тебя, Ванюша, крестным был, вот этими руками в купель окунал. Как же мне о крестнике своем не печься? Крестик-то мой не потерял? Вижу, не потерял, носишь! Этот крест когда-то я сыну своему хотел оставить, но разве ты для меня чужой? Такой же сын! Носи этот крест, пусть он тебя от беды хранит. Каменья разноцветные любишь? На, возьми! Жемчуг для себя берег, хотел кафтан расшить, да разве будешь жалеть для крестника! Из лука стреляешь?

— Стреляю, — отвечал Ваня, вспоминая, как еще совсем недавно отец помогал ему править стрелы.

— На вот тебе этот лук. Тяжел? Знаю. Когда научишься тетиву на нем растягивать, тогда и удел свой получишь! Так что расти, Ванюша, расти. Хорошие воины мне нужны. Мои сыны чуток помладше тебя будут, а уже вовсю тетиву тянут. Тебе их догонять придется. Руки крепкие необходимы не только для того, чтобы баб тискать, а больше, чтобы власть держать. Холопов в дугу гнуть. Стоит только отпустить, как они к тебе на шею — прыг! А уж про бояр я не говорю, каждый почти князем Московским себя мнит. Дали им волю по Руси-то бегать да служить разным князьям, которые больше по нраву, оттого и на язык они дерзкие. Все словами погаными норовят обидеть. А их розгами сперва поучить! Тогда умишка у них прибавилось бы. Да чего уж там!.. Даст Бог, сам до всего дойдешь, Ванюша.

Вечером Дмитрий в честь племянников устроил пиршество, на которое созвал всех бояр. Ванюша, не привыкший к такому чину, застенчиво жался к отцу Ионе, с ним он успел сдружиться. А святейший, наклонясь, на ухо мальчонке шептал:

— Ты гляди, Ваня, гляди на бояр, присматривайся. Может, не всегда так будет, может, среди слуг находишься.

Дмитрий Юрьевич покрикивал на бояр, слугам велел нести блюда, а когда на стол подали белое вино, распорядился:

— А почему моего главного гостя не потчуете? Почему вина Ванюше не налили? Он хоть и мал, а отведать вина должен.

Крякнул отец Иона, но перечить не стал.

Ваня взял стакан, встал из-за стола и, кланяясь в обе стороны гостям, поблагодарил за ласку великого князя, а затем пригубил вино.

Бояре переглянулись. Кто-то вспомнил Василия Васильевича: ведь так он и начинал некогда, великий московский князь. Сначала сам кланялся, а потом заставил строптивых головы низко к земле пригнуть.

В повороте головы и в жестах юного княжича Дмитрий узнавал своего брата. Глаза великого московского князя остались у старшего сына — смотрели по-прежнему дерзко и прямо. И стало ясно Дмитрию: не догнать его сыновьям Ивана, мал отрок, а держится с большим достоинством, будто и вправду московский князь. Хоть и лук растянуть не способен, однако нашлось смелости посмотреть боярам в лицо. И глядел так, будто холопов своих разглядывал. «Вот она, кровь, что делает! Васька своими погаными очами так же на братьев смотрел, покудова не выкололи их!»

Шуты и шутихи прыгали через голову, вертели хоровод, стараясь развеселить Дмитрия, но он все более мрачнел. И вино уже не берет, только взгляд от выпитого делается строже, а лицо наливается густым румянцем.

— Подите прочь! — вдруг громыхнул князь стаканом о стол.

Брызги весело разлетелись в разные стороны, заливая кафтаны бояр.

Шутихи и шуты смолкли на полуслове. Одна из них, маленькая, сгорбленная, сделалась еще безобразнее от страха. Она втянула голову в плечи, словно боялась получить удар плетью, и, семеня кривыми ножками, потопала к выходу.

Веселье упорхнуло вспугнутой синицей, и бояре тяжело замолчали.

— А ты на нас не ори! — откликнулся со своего места Степка Плетень, самый дерзкий из бояр. — Мы тебе не холопы. Мы люди вольные! Кому хотим, тому и служим, а коли не любы стали, так мы себе другого хозяина поищем.

— Подите вон! А если ты, Степашка, надумаешь мне перечить, так всю харю твою о стол разобью!

И раньше случалось, князья бояр за бороды таскали, плетей им доставалось, и княжескими сапогами были топтаны. Жестокостью расплачивались московские князья за верную службу со своими подданными. Но то были московские князья, и ссоры эти походили на семейные перепалки. Сейчас перед боярами сидел Шемяка, который едва успел угличские бармы на московские великокняжеские поменять. А все туда же! На московских государей и нравом походить желает.

Бояре дружно поднялись, грохнула об пол лавка. Кто-то рукавом охабня зацепил стакан, и он, дребезжа по гладким доскам и расплескивая пиво, упал на колени князю.

— Иона, — окликнул великий князь епископа, который чинно поднялся из-за стола и пошел вслед за боярами. — Ты вот что… Возьмешь детей Василия и свезешь их завтра в Углич. Представляется мне, там им спокойнее будет.

— Государь, Дмитрий Юрьевич! Да что же это такое! — взмолился владыка. — Обещал же ты мне, как только малюток привезу, сразу Василия из Углича отпустишь и удел ему в кормление дашь! А ты еще и детей в заточение?!

— Хорошо тебе, Иона, на Москве? Митрополитом всея Руси стал… А может, тебе обратно в Ростов Великий хочется вернуться? Московская митрополия пустовать не станет, охотников мы живо разыщем.

— Я-то свезу, князь! Свезу детей, только ты совсем один остаться можешь. Вольных людей от себя отстранял, меня, митрополита, обидел, — укорял Иона, — а сейчас и слово свое не сдержал. Люди ведь не твари бессловесные, разнесут по Руси обиду. Одумаешься, Дмитрий, да поздно будет!

Забрал отец Иона чад Васильевых, перекрестил перед дорогой и повез их к отцу в Углич в заточение. На душе было срамно. И есть от чего: надо же было додуматься великому князю — митрополита тюремщиком при отроках сделать. Всю дорогу отец Иона молился, а возница, удалой малый, не подозревая о тоске владыки, тянул скорбную песнь.

— Помолчал бы ты, братец, — попросил Иона. — И без того на душе тоскливо.

Затих возница, только одна плеть и пела свою песнь: «Вжик! Вжик!» И храпели разгоряченные кони. Было время, когда веселил Углич Иону звоном колоколов, ухоженными церквами, и сам он отроком обошел эти места. Приходил сюда и с братией, собирая для монастыря подати, и никогда не думал, что этот путь станет для него безрадостным.

— Вон и матушка ваша, — очнулся от дум Иона, заметив у княжеских ворот великую княгиню. — Видать, из церкви вышла, обедня прошла.

Кони остановились.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация