После этого непродолжительного отдыха группа отрабатывала способ эвакуации. Планер снижался над летным полем, с него пилот – вначале это был Джефферсон, а затем Джессика – сбрасывали эластичный шнур с перекладиной и карабином. Нужно было успеть за него ухватиться, когда он волочился по земле. Десантники живой гроздью цеплялись за перекладину, застегивали металлические карабины, и планер тащил их вверх.
– Троих поднимаем, – подытожил Джефферсон. – Но нам же надо четверых. Сейчас я присоединюсь к вам, а Джессика будет в планере. Это опасно, если его потянет вниз – сразу же соскакиваем!
Четверых планер мог тащить только на хорошей скорости при упругом ветре.
– Все ясно, – сказал Джефферсон после очередной попытки. – Рисковать с одним планером не будем. Придется посылать два.
– Я тоже так думаю, – согласился Батяня. – Мы перегружаем аппарат.
В это время на летное поле въехал «Лексус» Анджелины. Она лихо подкатила и резко остановила внедорожник. Шустро выскочила из машины.
– Ну как? Все получается? – вместо приветствия спросила она.
– Да, конечно, чтобы у нас и не получилось… – ответил за всех Батяня. – А как дела у вас?
– Великолепно! Мне передали послание с рецептом шведского тортика, – сообщила миссис Маккалистер.
– Что? – не понял Батяня.
– В его рецепте зашифровано, где сейчас находится наш человек. Однако дело осложняется тем, что на этом острове расположен военный гарнизон, – посерьезнела Анджелина. – Во время Второй мировой войны там находилась прибрежная крепость. Небольшая, но крепкая. Теперь ее перестроили, расширили, прилепили к ней военный городок. Сколько там солдат, точно узнать не удалось.
21
Виталий Рождественский, благодаря своим талантам художника, приобрел среди заключенных авторитет. Теперь его начали уважать представители всех без исключения группировок. Он рисовал им картинки для писем, делал украшения стен возле нар. К нему выстраивались очереди. Заказывали нарисовать сцены из веселой жизни – портреты с бутылкой виски, с бокалом пива. Особой популярностью пользовались обнаженные девахи. На его шедевр, который он создал для Харлампиева, приходили пялиться чуть ли не все заключенные. На плакатном листе по просьбе Дмитрия был изображен ночной пейзаж, который пронизывали белые молнии, а в пенных валах купались скелеты в обнимку с обнаженными грудастыми и бедрастыми девками.
Только Нукулпрадат запретил своим филиппинцам подходить к Рождественскому с заказами. Таиландец несколько раз встречался с начальником тюрьмы – докладывал, как складывается ситуация с Карлом Свенссоном.
– Вы устроили ему, так сказать, сладкую жизнь? – интересовался сеньор Фернандес.
Нукулпрадату оставалось только преувеличивать и приукрашивать, как его люди гнобят шведа, изощренно издеваются над ним. Хотя на самом деле это была неправда. От филиппинцев Рождественского постоянно защищали двое приставленных телохранителей от «белых братьев» и двое от вьетнамцев.
Конечно, филиппинцы под началом Нукулпрадата старались, как могли, омрачить существование Виталия – невзначай опрокинуть его тарелку с баландой, крикнуть что-то оскорбительное, запустить песком в глаза, но все попытки рукоприкладства тут же жестко пресекались противоборствующей стороной. Некоторые филиппинцы из-за этого ходили с синяками под глазами.
В обеденный перерыв таиландца завели в кабинет к начальнику тюрьмы.
– Что-то не особенно твои головорезы стараются, – недовольным тоном произнес сеньор Фернандес. – Не вижу печали на его лице. Наоборот, румянец появился у него на щеках.
– Это болезненный румянец, – нашелся Нукулпрадат.
– Болезненный… Ну-ну. – Начальник тюрьмы сидел в кожаном кресле в своем кабинете и ковырял зубочисткой в зубах. – Через два дня приезжает наш хороший друг, мистер Грин, ты слышишь? Так вот, к этому времени этот Карл Свенссон должен сам попроситься в карцер. А знаешь для чего?
– Нет, сеньор Фернандес, – вперил глаза в пол таиландец.
– Чтобы среди вас не подохнуть. Понятно, урод?
– Да, сеньор Фернандес, – кивнул Нукулпрадат.
– Действуй! Или тебе тогда в поединке вместе с носом и мозги повредили? – с презрением проговорил начальник тюрьмы. – Все, пошел вон!
Охранники дубинками и кулаками вытолкали Нукулпрадата из кабинета.
Тем же вечером в своем углу барака таиландец собрал приближенных братков на сходку.
– Нам нужно выкрасть шведа и опустить, – сказал он.
– Ты же знаешь, Боксер, – начал размышлять вслух человек со шрамами от ножа на щеках и шее, по прозвищу Полосатый Сантьяго, – за ним стоят «белые» и вьетнамцы. И китайцев мы на свою сторону не перетянем. Против трех «семей» мы выйти не сможем.
– Надо действовать быстро. Выкрасть, а потом подкинуть его охранникам, «нашпигованного» и полуживого, – продолжал настаивать на своем таиландец.
– Я не знаю, о чем тебя просит «хозяин», – вмешался в разговор Гильерме – пожилой филиппинец со сморщенным, как моченое яблоко, лицом, – но это подстава для всех нас. Ты б лучше забил стрелку с Хар-Лампом.
– Кто пойдет со мной за шведом? – Нукулпрадат обвел злыми глазами братков.
Никто не пошевелился, отвели взгляды в сторону.
– Ладно, забью стрелку с Дмитрием. Ты, Домингос, – таиландец показал рукой на худого, словно голодный щенок, парня, – пойдешь к Хар-Лампу, скажешь, что я его буду ждать за бараком.
– А почему я? – в глазах Домингоса читался страх.
– Ты, потому что это сказал я, – резко проговорил Нукулпрадат.
На этом сходка закончилась. Филиппинцы расползлись по своим нарам. Только Домингос пошел к крылу барака, где обитали белые.
Харлампиев лежал на своей шконке, наблюдал, как, склонившись над тумбочкой, на которой лежал лист ватмана, Виталий создает очередной шедевр. Прямо на глазах на листе бумаги появлялась голая красотка. Ее взгляд был полон тоски и желания.
– Охренеть просто! Как это у тебя получается? – удивлялся Дмитрий.
– В детстве и юности я ходил в изокружок, – признался Рождественский. – На уроках рисовал. Даже стихотворение, которое задавали на память, зарисовал в картинках.
– Как это? – удивился Харлампиев.
– Я каждую строчку как бы видел перед собой – образное мышление называется. И этот образ использовал в общей картине. Вот, например, Александр Сергеевич Пушкин: «У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все бродит по цепи кругом».
– Понятно, ты нарисовал дуб, цепь, кота, – сказал Дмитрий. – А кота, наверное, в очках, как ботана, раз он ученый.
– Точно – кота в очках! А потом нарисовал и русалку. Учительница как увидела такую русалку, так родителей в школу вызвала. Русалка была похожа вот на эту мадам вамп. – Рождественский показал на рисунок, над которым в данный момент работал.
