Несколько солдат пришли в себя и открыли огонь по мятежникам – стреляли почти в упор. Зэки – особенно китайцы – бесстрашно бросались с камнями в руках на автоматы. Завязалась рукопашная. «Накаченные» от изнурительной физической работы заключенные быстро укладывали на землю солдат.
– Нукулпрадат! – крикнул Харлампиев. – Подсоби вьетнамцам! Их закрыли в бараке. А мы пойдем на штурм администрации!
Филиппинцы побежали к дверям барака, их встретили огнем отступившие туда солдаты. Сам Нукулпрадат и еще двое вооруженных заключенных быстро обошли барак и открыли по солдатам огонь с тылу. Охрана дрогнула, побежала к воротам тюрьмы.
Завыла сирена. На террасу административного здания выбежали Фернандес и Пеллегрино. Сеньоры сразу же отлично поняли, что произошло, и ринулись вниз. А потом к тюремным воротам. Им повезло, что они оказались там быстрее, чем отступавшие солдаты. Иначе бы их сбили с ног.
– Всем за ворота, держать их! – приказал начальник тюрьмы.
Сеньор Фернандес первый выбежал за территорию. За ним последовал Пеллегрино и начальник охраны.
– Остаешься здесь за главного! – крикнул ему начальник тюрьмы. – Чтобы ни один урод не улизнул.
– Есть, – сказал тот.
Теперь начальник охраны не вытягивался в струнку, боялся шальной пули.
Солдаты закрыли ворота с внешней стороны периметра тюрьмы и залегли за ними с автоматами на изготовку.
Во внутреннем дворе разъяренные заключенные добивали охранников. К бойне присоединились вьетнамцы, жаждущие крови. Ненависть, накопленная за годы, проведенные на этой ужасной зоне, вылилась на несчастных солдат. Их тела обезображивали ударами камней. Сбрасывали на них тяжелые железобетонные балки. Только троим удалось найти убежище в карцере. Там их и замкнули.
– Стоять! – Нукулпрадат попытался успокоить заключенных.
Он направил ствол автомата в небо… И опустил его. Понял, что расправу не остановить. И зря потратил бы ценные патроны.
Вдруг он заметил, как один солдат с длиной снайперской винтовкой поднимается на вышку. «Собака, сейчас заляжет и начнет снимать наших», – пронеслось в голове Нукулпрадата.
– У кого есть оружие! Занять позицию возле вышек. Убить всех, кто попробует на них взобраться.
Несколько филиппинцев послушались его и бросились к углам тюремного двора, где стояли уже пустые вышки.
«Белые» ворвались в административное здание, сломили слабое сопротивление не успевших покинуть его солдат. Кто подымал оружие, сразу же получал автоматную пулю. Дмитрий и Ван дер Вендель стреляли на бегу. На крики раненых, и своих и чужих, внимания не обращали.
– Вендель, занимай крышу! – скомандовал Харлампиев.
– Гуд! – кивнул голландец. Он догадался, что хотел сказать Дмитрий. Крыша – высота над тюрьмой. Кто ею владеет, владеет и всем периметром.
Харлампиев побежал по коридорам в поисках выхода к медицинской части. Открыл дверь, за ней была дежурка, ворвался в нее с автоматом наперевес.
Человек в синем халате бросился под стол.
– Кто здесь?! – крикнул Дмитрий.
– Не стреляйте… – всхлипнула медсестра-филиппинка… – Не убивайте меня.
– Где Карл? – Дмитрий за воротник вытащил ее на белый свет.
– Я покажу.
– Быстрее!
– За мной! – Она спешно зашагала по коридору. Приблизилась к палате изолятора, закрытой на ключ.
– Сейчас! – Медсестра дрожащими руками попыталась попасть в замочную скважину, но у нее это не получалось.
– Отойди. – Дмитрий плечом выломал двери.
На койке без сознания лежал Рождественский.
– Что с ним?
– Ввели препарат.
– Он живой?
– Да… Должен прийти в себя. Я читала инструкцию.
Дмитрий взвалил Рождественского на плечи.
– Бежим, – сказал он медсестре.
– Нет, я останусь здесь.
– Пошли. Если тебя найдут другие, ты сама знаешь, что они с тобой сделают. А так я скажу, что ты присматриваешь за больным.
Харлампиев потащил Виталия, за ним засеменила медсестра.
Он как можно быстрее направился к тюремным воротам.
– Смотрите, баба! – раскрыли рты зэки, видя, как за Харлампием бежит и испуганно оглядывается по сторонам медсестра.
Внезапно перед ней вырос, словно из-под земли, Полосатый Сантьяго. Зэк криво улыбнулся. Обезображенное шрамами лицо исказилось от похоти.
– Мисс доктор! Вы куда? У меня болит вот здесь, – показал он себе между ног и дико заржал.
Дмитрий очень спешил, оборачиваться с Рождественским на спине было неудобно, поэтому он ушел немного вперед.
– Помогите! – хотела крикнуть медсестра, но у нее получился сдавленный стон. Ее губы побелели от страха.
– Отойди от нее! – Полосатый Сантьяго услышал за собой грозный голос.
Он обернулся. Возле него стоял отец Гарсия.
– Ты мне будешь говорить, что мне делать? – злобно проговорил филиппинец.
– Да, буду, от имени Бога! – не обращая на угрозу никакого внимания, сказал пастырь.
Харлампиев наконец услышал, что происходило за его спиной. Остановился.
– Сантьяго! Отвали! – заорал он.
– Она моя! – сжал кулаки зэк.
– Она не моя и не твоя. Она его! – кивнул Харлампиев на Виталия.
– Что вы говорите, дети мои! – вмешался святой отец. – Живой человек не может быть вещью.
– Тише! Она присматривает за ним… – у Дмитрия не было времени для объяснений. – Быстрее к воротам!
«Черт, еще одного беспомощного не хватало, – подумал Харлампиев, увидев пастыря». Он ускорил шаг. Теперь за ним бежали худенькая медсестра, Полосатый Сантьяго, как пес, почуявший сучку, и отец Гарсия.
У ворот собралась большая толпа заключенных. От них к причалу, где стоял теплоход, была проложена асфальтированная дорога метров двести. Оставалось только вырваться из внутренней территории тюрьмы и захватить судно.
Увидев Харлампиева, десятки людей издали боевой клич и, открыв ворота, бросились вперед. И тут же передние попадали, изрешеченные автоматными очередями. Ван дер Вендель со своими стрелками попытался с крыши административного здания прикрыть наступление, однако солдаты, занявшие удобную позицию, на этот раз действовали слаженно.
– Опоздали, черт… Назад! Всем назад! – скомандовал Дмитрий, хотя в принципе мог этого не делать: заключенные беспорядочно бросились обратно в тюремный двор.
– Сантьяго! – крикнул Харлампиев. – Закрывай ворота!
Филиппинец налег на одну створку. А на вторую хотел сам Дмитрий. Для этого ему надо было положить Рождественского. И пока он искал глазами безопасное место, створку ворот начал закрывать отец Гарсия.
