Пятаков выбрался на стоянку, сбил перчатками снег с ботинок, откашлялся и, подойдя к светящемуся автобусу, постучал в дверь. Внутри было так шумно, что его не услышали. Старлей постучал сильнее и даже крикнул:
– Открывайте!
Но и на этот раз без ответа. Тогда он подошел к окну, за которым виднелись хореограф с Гафуром. Меджидов как раз подносил к губам стаканчик со спиртным и собирался глотнуть. Пятаков требовательно постучал в стекло:
– Открывайте. Старший автоинспектор…
Гафур глянул в окно и, увидев за стеклом стража порядка, явившегося, словно привидение, отшатнулся, закашлялся.
– Сейчас, сейчас, – похлопал его по спине Джамал, потом потянулся вперед и вдавил кнопку открытия двери. Зашипела пневматика, дверь отошла, пахнув на улицу паром, смешанным со спиртным духом.
Пятаков поднялся в салон с широкой благожелательной улыбкой на губах.
– Добрый вечер, – громко произнес он. – Отдыхаем, значит?
– Добрый вечер, товарищ старший лейтенант, – не подозревая подвоха, поприветствовал полицейского хореограф. – Думали к утру до Москвы доехать, но погода задержала. Ночуем здесь.
Пятаков обвел взглядом салон, затем его голос прозвучал более официально, но все еще дружелюбно:
– Кто управляет транспортным средством?
Водитель, сидевший неподалеку, отставил стаканчик с недопитой чачей и ответил:
– Я управляю. Вернее, отдыхаю.
– Выпиваем, значит?
– Я же сейчас не за рулем. Выпью сто граммов, к утру выветрится. Я с собой алкотестер, товарищ старший лейтенант, вожу. Прежде чем за руль сесть, всегда себя проверяю.
– Документы попрошу.
– Пожалуйста. Все в полном порядке. – Водитель полез в ящичек. – Держите.
– В полном порядке они или нет, это мне решать, – предупредил инспектор, принимая бумаги. – Так… путевка, маршрутный лист, права-категория, страховка… техосмотр… Как ни странно, все в порядке. Спасибо, – вернул он бумаги и даже козырнул.
– Может, присоединитесь? – улыбнулся хореограф, указав взглядом на большую бутылку с чачей.
– С удовольствием, но я на службе, – ответил Пятаков. – Я и документы у вас не проверял бы. Автобус новый, такой лишь бы какому водителю не доверят. Но тут дело такое. Через час-полтора сюда снегоуборочная техника подъедет. Как раз в этой части стоянки у них штабель-отвал предусмотрен. Надо ваш автобус поближе к фурам перегнать, чтобы не мешать дорожникам выполнять свою работу.
– Товарищ старший лейтенант, я бы с удовольствием, но выпил, – виновато произнес водитель.
– Да, выпили, – покачал головой старлей и задумался.
– Я ключи вам дам, вы автобус и перегоните, – предложил водитель.
– Не положено. У меня категории нет, – вздохнул старлей и неожиданно просветлел лицом: – Но здесь же не трасса. На первой скорости пятьдесят метров проехать можно. Вы же еще и ста граммов не выпили.
– Ну, если вы настаиваете…
– Я не настаиваю, это дорожники так просили. Сделайте одолжение.
Водитель отдал стаканчик сидевшему возле окна соплеменнику – присмотреть, чтобы не опрокинулся. Заурчал двигатель, автобус тронулся с места.
– Достаточно, – нейтральным тоном бросил инспектор Пятаков.
– Да я же еще и десяти метров не проехал, – удивленно посмотрел на него водитель.
– Я сказал, что мне и этого достаточно, – прищурился старлей. – Вы, находясь в состоянии алкогольного опьянения, сели за руль транспортного средства и начали движение… – И вдруг рявкнул: – Двигатель не глуши!
Водитель инстинктивно отдернул руку от ключа. В салоне воцарилось молчание.
– Так что… – начал водитель и осекся, поняв, что инспектор его подло подставил.
– Так что? – с угрозой в голосе повторил старлей. – Вызываю наряд, едем на освидетельствование?
– Вы же сами мне предложили. Я и не собирался за руль садиться. Дорожникам надо помочь, они сюда снег сгружать будут.
– А если бы пришли гномики и сказали бы тебе в штаны навалить, ты бы навалил? – задал вопрос – домашнюю заготовку – старший лейтенант. – Отказ ехать на освидетельствование трактуется, как нахождение в состоянии опьянения. Лишение прав со всеми вытекающими. – Он полез в пустой карман, делая вид, что собирается достать рацию.
Разводка была сделана так беспардонно, что даже кавказцы, привыкшие к особому отношению к себе со стороны полиции, не выдержали.
– Это же беспредел какой-то, – возмущенно произнес хореограф.
– Это как с контрольной закупкой на рынке. Проверка твердости характера водителя и его склонности к правонарушениям. Все в пределах законности. Или ты будешь отрицать, что он автобус в пьяном виде вел? – тут же привел свой контраргумент старлей.
Возразить было нечего, факт имелся, как говорится, «на лицо», все видели своими глазами.
– Но нельзя же так, – попытался образумить правоохранителя Джамал.
– Можно, – парировал Пятаков. – Что это за банда террористов путешествует? Кстати, а что у вас в багажном отсеке? Контрабанда? Оружие? Наркотики? Живой товар?
– Послушайте, какой живой товар, какая банда? – воскликнул хореограф. – Мы артисты. Вот документы, – он полез в папку. – В багажном отсеке сценические костюмы. Перестаньте нас оскорблять.
– Нарисовать, тем более на Кавказе, можно любую бумагу, – отмахнулся от документов Пятаков. – Выгружайте свой багаж, будем проверять.
– Там же снег идет! Костюмы отглажены, уложены. Вы же их уничтожите!
– А мне по хрену. Выгружайте свои короба.
Джамал растерянно взглянул на Гафура, и тот негромко произнес:
– Не видишь? Человек на вознаграждение нарывается. Ты к его совести не взывай. – После этих слов он поднялся, подошел к старлею: – Извините, уважаемый, что не спешим выполнять ваши абсолютно законные требования. Но погода, сами видите, какая. Испортятся сценические костюмы под снегом, помнутся. А они больших денег стоят. Может, договоримся, а?
Сказав это, Гафур выразительно пошевелил пальцами, словно шуршал невидимой купюрой. Глаза Пятакова понимающе сузились.
– Поговорить можно и даже нужно, – произнес он, спускаясь из автобуса на стоянку.
Гафур вышел следом, косясь на освещенные окна «Неоплана», за которыми виднелись лица любопытных танцоров.
– Неудобно тут говорить, – вновь пошевелил он пальцами.
Старлей согласно кивнул. Мужчины двинулись в лес по протоптанной тропинке.
– Я понимаю, что автобус у нас подозрительный, – негромко говорил Меджидов. – Русские к кавказцам относятся с сомнением.
– Сами заслужили, – напомнил Пятаков.
