Богдан досмотрел сюжет до конца. Экран погас.
– Ну, и что ты испытывал во время просмотра? – победно глядя на приятеля, спросил режиссер.
Теперь, когда Князев был слегка «подкован», то не спешил говорить банальности, он понимал, что Ростислав ждет от него расшифровки того самого таинственного «месседжа» – нарисована собачья конура, а получается, что в голове возник образ пса. Ничего толкового в голову не приходило, но Богдан чувствовал, что не сильно ошибется, если просто перескажет свои зрительские эмоции. В конце концов, он же не художник, не творец, он только воспринимает показанное ему.
– Сперва мне было страшно за мальчика – попадет под машину, его не заметят и затопчут, упадет, в конце концов. – Князев заглянул в глаза Ростиславу, и тот, подбадривающе улыбаясь, спросил:
– Но потом с твоим восприятием малыша что-то случилось? Что именно? Я специально дал образ в развитии.
– А потом страх за него ушел. Я понял, что он достаточно приспособлен к жизни, чтобы с ним ничего плохого не случилось, и его мать знает об этом, потому и не волнуется.
Режиссер радостно хлопнул в ладоши:
– Ты все правильно понял. Я снял этот сюжет для начала фильма, чтобы показать – этот мальчишка, чьи родители приехали на заработки из Средней Азии, не такой, как дети тех, кто вырос в большом городе. Они в чем-то похожи на зверенышей – не в плохом смысле. Они такие же люди, как и остальные, но у них другое мышление, они ближе к природе и меньше подверглись воздействию современной цивилизации. А вот система приспособления к меняющимся условиям у них значительно выше. Малышу все равно, к чему приспосабливаться. К жизни в степи, в лесу или в каменных джунглях.
– С этим можно поспорить, но где-то ты прав.
– Это не я прав, это ты сам прочувствовал, – самодовольно усмехнулся Ростислав, подливая себе водки и прикусывая оливку.
Казалось, все остальное он прикупил просто для того, чтобы выставить на стол, а не для того, чтобы есть. Когда он говорил про искусство, ему не нужны были калории, только допинг. Богдан отхлебнул томатного сока и спросил:
– Это и есть твой «месседж»?
– Не совсем. Фильм о той боязни, которую мы испытываем перед мигрантами. Об ее истоках. В сюжете с мальчишкой я задал лишь общий тон. Мы боимся зверя не потому, что он зверь, а потому, что не способны понять его мысли и мотивации. Мы видим в мигрантах чужаков с иным, чем у нас, мировосприятием, они для нас не всегда предсказуемы, потому подсознательно мы их и боимся. Если ты воспринимаешь человека немного как зверя, то станешь его бояться.
– Зверь? Я бы не сказал.
– Это лишь один из вариантов. Смотри еще.
На экране планшетника прошло еще несколько коротких сюжетов. Толпа гастарбайтеров на импровизированном «невольничьем рынке» обступает машины с возможными нанимателями. Выходцы из Средней Азии чистят снег. Подсобные рабочие на оптовом рынке. Богдан даже усмехнулся, вспомнив свою работу на овощной базе.
– Это так, больше для настроения, для поддержания темы двухлетнего мальчишки. Планы будут объединены музыкой. Дальше будет вот это. Я спрашивал у разных людей, почему ни англичане, ни СССР не смогли победить в Афганистане. Это очень серьезный вопрос.
– В самом деле, почему? – спросил Богдан.
– А ты как думаешь?
– Они свободолюбивы, – ответил Богдан и тут же понял, что сморозил банальщину.
– И мы свободолюбивы. Их свободолюбие лишь следствие, а не причина. Смотри и слушай.
На планшетнике появилось новое видео, снятое на улицах. Ростислав проводил опрос насчет того, почему ни британцы, ни СССР не смогли победить в Афганистане. Ответов было много, но запомнились Богдану лишь два. Возможно, потому, что отвечали сами участники боевых действий, и это в чем-то было созвучно тому, что пришлось пережить самому Князеву. Правда, он воевал на территории России, и против него выступал не весь народ, а боевики и наемники, по большому счету, бандиты.
На площади, на фоне вокзала стоял уже немолодой мужчина в камуфляжном бушлате. Судя по рюкзаку за спиной, собирался на рыбалку. Он отвечал, неотрывно глядя в объектив камеры:
– …мы въехали в селение на трех БМП. По большому счету, спасли декханам жизни. До этого моджахеды вели по нам огонь прямо с подворий. – Мужчина замолчал, задумался, наверное, вспоминал, как это было в деталях.
На экране возник парящий в вышине орел, он казался маленьким черным крестиком.
– Это я уже в одном документальном видеофильме позаимствовал. «Скоммуниздил» чужую работу, но придал кадрам совсем другой смысл, – признался Ростислав. – Там была жизнь животных, а у меня жизнь людей. Орел – это образ.
За кадром вновь зазвучал спокойный голос ветерана-афганца.
– Все селение выбежало нас встречать. Благодарили, что не стали накрывать моджахедов с воздуха, не использовали артиллерии. Иначе просто разнесли бы поселок к чертовой матери, вместе с жителями и домами. Ну, ясное дело, было и много мальчишек. Мы, конечно, настороже, мало ли кто под местного жителя замаскироваться может? Я на землю с брони спрыгнул, а ко мне мальчишка лет семи-восьми подходит и на мой автомат показывает. Мол, можно выстрелить? Я понимаю, давать оружие мальчишке не стоит. Мало ли что у него в голове? Но, с другой стороны, все жители на нас смотрят, и показывать, что мы боимся мальчишки, тоже нельзя. Я дал ему автомат. Мальчишка взял его, затвор передернул и ствол в небо направил. Почти не целился, во всяком случае, мне так показалось. Выстрелил. Орел, которого и разглядеть-то трудно было, камнем полетел на землю и упал мертвый рядом с нами. Мальчишка засмеялся и вернул мне автомат. Вот тут я и понял, что мы в Афганистане не победим. Тут каждый мальчишка с самого детства учится стрелять так, как нам и не снилось. А еще они на своей земле, в своих горах, местность знают.
Теперь уже вместо голоса на экране появился сам ветеран-афганец. Он поправил рюкзак с рыболовными снастями и тяжело зашагал к вокзалу, прихрамывая на левую ногу.
– Вот такая история, – сказал Ростислав, отключив планшетник, и подлил себе водки. – Не хочешь выпить? А то я уже половину приговорил.
– Ты бы закусывал, – посоветовал Богдан. – Мужик прав. Но одной причины быть не может, их всегда несколько.
– Нет, причина одна. Все остальное следствие. Послушай еще одну версию.
Режиссер снова запустил видео. На этот раз в кадре оказался еще один ветеран-афганец, но действие происходило уже не в городе, а на даче. Небольшой деревянный домик, примерно такой, какой привиделся Князеву в мечтах. Хозяин сидел в пластиковом кресле на фоне стены, ноги ему укрывал плед.
– У него что-то с ногами? Ранение? – спросил Богдан.
– Ну, почему сразу ранение? – вздохнул Ростислав. – Это режиссерский ход такой, для разнообразия. Одного по пояс снимешь, второго – только голову. Сидящих комментаторов я уже уйму наснимал. Для того чтобы зритель их не путал, я ему ноги пледом закрыл, деталь запоминающаяся. Надо будет, и чалму на голову повяжу. Ты лучше послушай.
